Десять стрел для одной. Анна и Сергей Литвиновы

раз не ленились открывать окна, выкрикивали что-то обидное. Но сегодня даже прирожденных хамов, похоже, смягчило радостное, почему-то пахнущее арбузами весеннее утро.

      Митрофанова без устали нажимала на «аварийку» – благодарила, что ее пропускают. Настроение с самого утра несерьезное, абсолютно ей не свойственное. Вдруг фантазия разыгралась: будто она – спецагент. Выполняет особую миссию. Доставляет из точки А в точку В ценнейший груз. Понимала, что совсем глупость в голову лезет, но продолжала фантазировать дальше. Вот охотники за Библией организовали погоню, она разгоняет «Мазду» до двухсот сорока (максимум на спидометре), лавирует в потоке машин, враги все ближе, и тут – ну, конечно, любимый Димочка. Перестрелял врагов? Нет, просто остановил погоню. Сел в «Мазду» на пассажирское сиденье. Обнял. Поцеловал в губы.

      Тут сзади все-таки загудели – давно зеленый сияет, а она вся в мечтах.

      Надя дала машине газку – какое счастье, что коробка-автомат, не заглохнешь позорно от того, что резко отпустила сцепление!

      И заметила краем глаза: в соседнем ряду, метрах в трех позади и наискосок от нее, тоже только что тронулся автомобиль. Надя бы и внимания не обратила на серый, очень скучный «Рено» – мало ли «чайников» тупят в жестком московском трафике? Да случайно заметила в зеркале заднего вида: в машине двое парней. Оба коротко стрижены. Кожаные куртки, темные очки. Очень характерные образы.

      Следят за ней?!

      Фу, Надя, хватит фантазий! До спецагента тебе пока далеко. Чрезвычайно.

      Но – затягивает играть в шпионов – на следующем светофоре притворилась, что притормаживает на желтый. А в момент, когда свет сменился на красный, – с ревом пролетела перекресток.

      За ней никто не последовал, серый «Рено» затерялся в потоке.

      «Потеряли», – хмыкнула Надя.

      Но во дворе профессора Юрлова парковалась нарочито медленно, по-дамски. Она у цели. Нужно удостовериться, что хвост сброшен.

      Впрочем, кроме двух бабушек на скамейке и сердитого малыша в песочнице она не увидела никого.

      Юрлов встретил гостью громогласно.

      Завопил прямо на пороге коммунального коридора:

      – Какая красивая девушка ко мне пришла!

      Пара дверей, конечно, сразу приотворились. Из-за одной выглянул острый старушечий носик, вторым зрителем оказался мохнатый – настоящий питекантроп! – мужик.

      – Завидуй, Степаныч! – обернулся к нему профессор.

      Бабка хлопнула дверью, скрылась. Обросший черной шерстью дядька, наоборот, выполз в коридор. Перехватил Надин взгляд – уставленный в его голое, отвисшее пузо. Спросил неожиданно тоненько:

      – Это ты ей, что ли, свою книгу драгоценную отдаешь?

      – Не лезь в чужие дела, Степаныч, – надменно бросил Юрлов.

      Отвернулся от соседа, захлопотал:

      – Пойдемте, Надя, в мою комнату. Там чаек, пирожки, конфетки.

      И не отпускал часа два. Митрофанова покорно слушала о сыне в Америке. Покойнице-жене. Вздорных соседях. Бывших коллегах, которые совсем забыли