Великий князь всея Святой земли. Андрей Синельников

заветная, это начало твоего Посвящения, одному тебе даденного, и про то ни мне, ни родным, ни кому от тебя не должно быть ведомо. Садись, отдышись, попей кваску медового, не волшебного, – в глубине ее лазоревых глаз опять промелькнула хитринка, – А я тебя покину на времечко, что бы и тебе перед глазами не мелькать, и свои дела сделать. Не ты один советы и наказы получал, не ты один в Нави тропы топтал, – опять в глазах ее мелькнул, уже знакомая ему искорка.

      Андрей не успел и глазом моргнуть, как перед ним очутилась ендова с квасом, пирожки на блюде и корчага с моченой клюквой, а сама хозяйка растаяла, как Снегурочка из сказки, рассказанной ему нянькой в далеком детстве. Он расслабился на шкурах, отхлебнул кваса и похоже задремал.

      Вернул его из дремы обратно в шалаш тихий шелест легких шагов и совсем незаметное дуновение ветерка, которого он бы и не услышал, и не почувствовал, если бы не звериное его чутье. Он не стал раскрывать глаза, а из-под прикрытых ресниц обвел взглядом пространство вокруг себя. Рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, тихо крался какой-то отрок, в светло-зеленом кафтане, такой же шапке и темно-зеленых щегольских сафьяновых сапожках. Княжич напрягся, подождал, пока он приблизится, и резким движением схватил его за руку, отработанным боевым приемом, загибая ее за спину. Сделал он это мгновенно, почти не приподнимаясь, стараясь, при этом, не причинять боли незнакомцу, во-первых, потому что тот не делал ему ни чего дурного, а во-вторых – это был чужой дом, и может отрок этот, был гостем хозяйки.

      Шапка упала с головы незнакомца, и по плечам рассыпались золотые волосы, а в глаза ему полыхнул, уже хорошо знакомый лазоревый взгляд, с запрятанными в его глубине хитринками. Все промелькнуло в мгновение, Андрей был пойман на какое-то неуловимое движение и сам оказался на шкуре, а отрок на ногах рядом. Да не отрок, теперь княжич ясно видел, что перед ним Малка, только в мужском платье, кольчужной рубашке под кафтаном и с половецкой саблей, в таких же, как сапожки сафьяновых ножнах, сбоку.

      – Ты чего это? – Спросонья, недоуменно спросил он.

      – Извини княже, что разбудила, и извини, что на шкуру сбросила. Ну, да и ты не промах. Ишь узрел и схватил сразу же. Не удивляйся и не возражай, не нам с тобой судить рядить, что надобно. Велено мне с тобой в дружине идти, в платье отроческом. Назовешь меня сыном боярским Малком из Плещеевска, и сделаешь хоть стольником, хоть спальником, хоть стремянным, но при себе. Волосы я подрежу по-мальчишески, хотя жаль, – Она искренне вздохнула и тут же рукой, как бы отмахнулась от этой мысли, – Встретимся завтра с утра, я к тебе подъеду с челядью. Все. Пора и честь знать. Мне собираться в дальний путь, тебе отдохнуть от сего дня, небось, полна голова видениями. Да на дворе уже солнышко за гору почти спряталось, а тебе еще из лесу до города добираться. До встречи, княже, – она опять улыбнулась и почти вытолкнула его из шалаша навстречу старцам, что привели его сюда утром.

      Волхвы обступили Андрея и тем же путем через болота вывели его на опушку дубравы,