К другому берегу. Евгения Перова

спросил у Лешего Серёга.

      – Ну да – Отче наш. Только и знаю.

      – А ты крещеный? – задал Серёга следующий вопрос.

      – Нет, наверное. Отец партийный был, вряд ли. Не знаю.

      – Может, в деревне окрестили? – сказала Татьяна.

      – В деревне? Где вы тут церковь видели? Был когда-то храм на этом берегу, отец рассказывал, но сами и разрушили, местные, в тридцатые годы. А теперь – только в Кенженске, да еще в Макарьеве… Так что никакой тут святости не осталось, одна нежить.

      Леший говорил, а сам все на Марину посматривал: слушает, нет? Слушала.

      – А в Кенженске икона в храме необычная: «Утоли моя печали». Такой Богородицы нигде больше не видел. Я доску реставрировал. Икона на очень тонкой доске написана, ее выгибало все время. Пришлось дублировать, шпонки ставить…

      – Утоли моя печали… Красиво, – тихо сказала Марина, и у Лешего дрогнуло сердце. Он затарахтел еще бойчее:

      – А вот еще – москвичку помните?

      – Тетка такая лихая? – вспомнил Серёга.

      – Ага! Она этим летом была, так, говорит, лешего видела!

      – Тебя, что ли? – рассмеялась Татьяна.

      – Да правда, настоящего! – сказал Леший.

      – Ла-адно! – отмахнулась от него Татьяна.

      – Лохматый такой, говорит, зеленый! Егорыч на лодке отвозил ее в Череменино, к самолету. Дала ему бутылку за провоз, он открыл: там вода, а не водка! Матерился: пусть только приедет – ни одна собака ее не повезет!

      – А питерских не было? – спросил Серёга, подмигнув Лёшке.

      – Питерских?.. – не понял Лешка.

      – Что за питерские? – это Татьяна.

      – Да так, туристки, – нехотя ответил Лешка.

      А сам Серёге исподтишка кулак показал: не трепи, мол, лишнего. В прошлом году тут были – приплыли на моторке три девки, крутые такие: блондинка-толстуха, брюнетка и рыжая с челкой. С рыжей-то он и переспал. Черт, Серёга напомнил не вовремя!

      Леший оглянулся, а Марины нет – ушла. Выпил с горя, потом еще и понял – зря: последняя лишняя была. Кураж ушел, навалилась злая тоска. «А, напьюсь!» – подумал. Но Татьяна не дала: «Хватит! Остановись. И вообще – спать пора. Все, иди с богом!» Пошел, покачиваясь, к любимой березе, подышать. А там Марина, на звезды смотрит. С кошкой разговаривает – издали услышал:

      – Ах ты, кошка! Ах, какая ты ко-ошка! Ты такая смешная! Разве ты кошка? Ты енот какой-то. Ишь ты, лапки у тебя черные, прям танцовщица из «мулен Руж». И пяточки черные! Давай ты со мной поедешь, а, кошка? Ведь не поедешь? Не поедешь…

      Обиделся – с кошкой разговаривает, а с ним – ни словечка! Кошка, понимаешь…

      – Кто там?!

      – Это я.

      – Леший!

      Подошел, сел рядом.

      – А где кошка?

      – Убежала, забоялась.

      – Меня… забоялась? Кошка? Моя же кошка… Меня… Предательница! Как все вы. Ба-абы.

      – Лёша, да что с тобой? Ты напился, что ли?

      – А что со мной? Со мной все нормально. А с тобой вот что? Ты забыла меня?

      – А ты меня – не забыл разве? Пойду-ка я.

      – Нет,