Каникулы в Лимстоке. Агата Кристи

объяснила:

      – Потому что я ужасная.

      Я резко сказал:

      – Не будьте дурочкой.

      Меган тряхнула головой:

      – Все точно. Я не дурочка. Хотя многие так обо мне думают. Они не знают, что я прекрасно понимаю, чего они хотят, и что я постоянно ненавижу их.

      – Ненавидите их?

      – Да, – отрезала Меган.

      Ее глаза – недетские грустные глаза – смотрели на меня пристально, не мигая. Это был долгий, внимательный взгляд.

      – Вы бы тоже ненавидели людей, если бы были похожи на меня, – сказала она. – Если бы вы были нежеланны.

      – Вам не кажется, что вы слегка нездоровы? – спросил я.

      – Да, – сказала Меган. – Это самое говорят все, когда слышат правду. А это правда. Меня не хотят видеть в доме, и я понимаю почему. Мамуля ничуть не любит меня. Я думаю, я напоминаю ей отца, а он был жесток с ней, ужасно жесток, судя по тому, что я слышала. Только матери не могут сказать, что им не нужны их дети, и сбежать от них. Или съесть их. Кошки ведь съедают тех котят, которых не любят. Мне кажется, это благоразумно. Ни пустой траты времени, ни неприятностей. А вот человеческие матери не оставляют своих детей, даже присматривают за ними. Пока я жила в школе, все было не так уж плохо, но вы же видите, что мамуле хотелось бы остаться с моим приемным отцом и мальчиками.

      Я медленно произнес:

      – Мне все же кажется, что вы нездоровы, Меган, но если допустить, что кое-что из того, что вы говорите, – правда, то почему вы не уедете и не начнете жить самостоятельно?

      Она улыбнулась мне странно, не по-детски.

      – Вы хотите сказать, заняться делом? Зарабатывать на жизнь?

      – Да.

      – Чем?

      – Я полагаю, вы могли бы чему-нибудь научиться. Стенографии, машинописи, книжной торговле…

      – Не уверена, что могу. Я мало понимаю в делах. Зато…

      – Ну?

      Она перед этим отвернулась от меня, а сейчас медленно повернула голову. Ее лицо покраснело, на глазах были слезы. И когда она заговорила, детство вновь звучало в ее голосе:

      – Почему я не уезжаю? Или хотя бы не попытаюсь это сделать? Они меня не хотят, но я останусь. Я останусь, и пусть они об этом пожалеют. Пусть они все об этом пожалеют! Ненавистные свиньи! Я ненавижу всех в Лимстоке! Они все думают, что я глупая и безобразная. Я им покажу! Я им покажу! Я…

      Это был детский, необычайно трогательный гнев.

      Я услышал шаги по гравию за углом дома.

      – Быстро! – свирепо рявкнул я. – Бегите в дом через гостиную! Пойдите в ванную. Умойтесь. Быстро!

      Она неловко вскочила на ноги и мгновенно забралась в дом через окно, пока Джоанна огибала угол.

      Я сказал ей, что к обеду пришла Меган.

      – Хорошо, – кивнула Джоанна. – Мне нравится Меган, хотя я все-таки думаю, что она немножко слабоумная. Ребенок, подброшенный на порог феями. Но она интересная.

      Похоже, я до сих пор не уделил внимания преподобному Дан-Кэлтропу и миссис Дан-Кэлтроп.

      А ведь оба они, викарий и его жена, были оригинальными персонами. Дан-Кэлтроп, наверное, был самым далеким от жизни человеком, какого я когда-либо