Аппендикс. Александра Петрова

не достигали слуха судилища. Он мог наесться гвоздей (что он и сделал, и его отправили в больницу, а потом снова вернули в лагерь, отложив депортацию) или поджечь себя на глазах своих судей (кишка оказалась тонка), но они все равно продолжали бы твердить (и продолжали), что он – это не он, что он или не он поступил не по закону и за это должен быть выдворен.

      Здравствуйте. У моей золотой рыбки оранды растет нарост на голове, в связи с чем на один глаз она полностью ослепла, так как он его закрыл. И на второй наполовину тоже… Что можно с этим сделать? С чем это связано? Помогите, пожалуйста. Спасибо.

      Если на тебя надевают наручники, значит, боятся твоих рук. Если налепляют скотч на лицо, значит, не хотят, чтобы изо рта вдруг вырвался огонь. Если тебя привязывают скотчем к сиденью, значит, ты необходим именно на этом месте. Сиди и не двигайся, а то будет трудно дышать. Сейчас тебя отвезут домой, как маленького шаловливого беглеца. Ай-яй-яй! Ну? Набегался? Если тебе не заклеили глаза, значит, они не представляют никакой опасности, и тебе разрешено разглядывать окружающих пассажиров, встречаться с ними взглядами, подмигивать им, если хочешь. Можешь плакать. Это никому не опасно. Слезные канальцы, как видно, у тебя еще не засорились и хорошо натренированы. В самолете холодно? А кто тебя просил вообще здесь материализовываться, чтобы потом таскаться по пляжам и городам, надоедая людям, которые тоже вот с немалыми жертвами выбрались подышать воздухом среди груды тел загорающих соотечественников или просто идут, в отчаянии подсчитывая, что осталось после налогов, взносов и выплат: «Синьора, синьора, ну купите фенечку». «Начальник красивый, приобрети сережки для своей любимой».

      Недалеко от Хадира сидел Маттия. Ему тоже был двадцать один год. Прекрасный возраст. Он летел на каникулы в Ливию к своему отцу-предпринимателю и всю дорогу не сводил глаз с Хадира. Маттия был добрым юношей, и даже преступников ему было жалко. Ведь если человека держат в такой броне, значит, он по меньшей мере убийца, а по большей, может быть, даже террорист.

      Маттия хотел мира на земле и любил рыбок. Его золотая рыбка оранда страдала наростом, и он разослал по миру клич о ее спасении.

      Рыбка будет спасена, – стучало сердце Маттии, готового к объятиям отца.

      Хадиру тоже очень повезло в Ливии. Ему сломали только два ребра. Его кровь осталась на стенах, которые были уже испачканы высохшей кровью других, но она была восстановима, у Хадира наверняка были хорошие анализы. «Даже без двух передних зубов он все равно видный парень», – решила Алзахра, когда через два месяца Хадир вернулся из Трипольской тюрьмы. «Хадир светоносный, он указывает путь, он дал напиться пророку Мусе, он узнал тайны мира», – повторяла мать и плакала то ли над сыном, то ли от счастья, что он вернулся.

      Чтобы набрать денег на первый отъезд Хадира, его семья продала двух коров, и теперь однорукий отец ходил по улицам, как слепой, опуская глаза перед теми, кому задолжал, так что Хадир вернулся, только чтобы снова уехать. За год работы в Ливии он накопил денег и снова приплыл в Италию. Зато теперь не