Les promeses – Обещания. Криминальная мелодрама. Ирен Беннани

с каждой последующей минутой, приближающей меня к конечной точке моего полета. Ночью самолет приземлился в аэропорту Мухаммедия.

      Простившись с Пьером, моим соседом по лайнеру, я вышла в зал к встречающим. Меня не сразу заметили; ожидая худшего, я направилась к разменному бюро, но на пути к нему услышала свое имя – меня все же встречали. Здесь были бывший муж и моя милая девочка. Ей исполнилось девятнадцать. Не долгожданную радость вызвала наша встреча – я испытала огорчение. Одетая в темное, худенькая, неуверенная в себе, она радовалась мне как ребенок. Мы сели в машину, и она тронулась. С первой минуты я старалась быть вежливой с Нобилем, испытывая отвращение к бывшему первому мужу и огромную радость, переполнявшую меня от встречи с дочерью. Зачем он забрал ребенка? У него теперь состоялась другая семья и другие дети… Было заметно, что он не уделял ей должного внимания: за все эти годы сказывалось скорее бабушкино воспитание, и внешне оно выражалось в ее одежде. Аскетизм ее поведения и отношения к жизни, не свойственный молодым женщинам, в эти первые минуты так бросался мне в глаза. Характер Нобиля оставался таким же: он был самоуверен, и взгляды его на жизнь были недалекими. Если годы и изменили Нобиля, то не в лучшую сторону: он постарел и обрюзг, ничего не осталось от былой его красоты. Мы с ним были женаты несколько лет, когда мне было восемнадцать, тогда его называли «гзель»5: тонкие черты лица, выразительные глаза, волосы, спадающие крупными буклями, имели яркий оттенок – шатен. Фигура дополняла образ газели – стройный, тонкокостный. Теперь тело его расплылось, что свойственно восточному типу людей. И его лицо, напоминающее сдутый мяч, смотрело на меня из зеркала машины, которая в эти минуты стремительно неслась по скоростной магистрали – «магистрали прожитых лет».

      Ночной Рабат мало изменился. Та же городская арка, которую мы пересекаем в эту моросящую ночь. Улицы и проспект Хасана Второго остались позади, вот он – Мандариновый переулок и четырехэтажный особняк. Я вижу тяжелые входные двери – сколько же ночей они будоражили меня во сне: взяв за металлическое кольцо, я стучусь в них, но никто не открывает, кажется, я умираю в эти минуты, теряя сознание, но ничего не происходит – только сон, где я просыпаюсь в холодном поту его кошмара. Кажется, что возвращаюсь в прошлое: через пятнадцать лет эти двери открываются, я вхожу, поднимаюсь по каменным круговым ступеням старинного дома; родители Нобиля встречают меня наверху в небольшой гостиной. Много лет нас разделял их обман, и теперь они смотрят мне в глаза. Свекор улыбается мне; в глазах свекрови не вижу радости, но нам ясно: время расставило все на свои места. Торжества не было, как было тогда, в первый мой приезд в Рабат…

      В ту позднюю ночь здесь, в доме, собралось много родни, все ждали меня. Перед входом нас встречала старая хозяйка дома – мы Зубида, она пригласила войти, я выпила из ее рук молоко и, съев финики, последовала за ней в зал,

5

Красивый (араб.). Сравнивается с тонкой красотой газели.