Пятое Евангелие. Йен Колдуэлл

друга вытянутыми дворами. Новобранцы спали в корпусе, выходящем к римской границе. Здание для офицеров, к которому мы направлялись, стояло дальше всего от пограничной линии, соседствуя с папским дворцом. Мы поднялись на лифте и постучались в квартиру моего самого близкого приятеля среди гвардейцев, Лео Келлера. Открыла его жена София.

      – Алекс, это просто ужасно! – ахнула она. – Поверить не могу, что такое могло случиться! Входите, входите!

      Здесь, в казармах, новости распространяются быстро.

      – Можно ребеночка потрогать? – воскликнул Петрос.

      И не успела София ответить, положил обе ручонки на ее беременный живот.

      Я потянул сына назад, но будущая мать улыбнулась и положила руки поверх его ладоней.

      – У ребеночка икота, – сказала она. – Чувствуешь?

      София была миловидной женщиной, стройной, как Мона, и с той же статью. Даже волосы такие же, как у моей жены: русые, высветленные римским солнцем, отчего ее лицо, казалось, окружено рыжим ореолом – будто в завитках стальной стружки отражается огонь. София и Лео женаты уже год, но я по-прежнему ловил себя на том, что разглядываю ее, находя то, чего не видел раньше. От воспоминаний о Моне и о чувствах, которые муж испытывает к жене, я покраснел. А еще Келлеры заставили меня почувствовать одиночество, которое обычно я от самого себя довольно успешно скрывал.

      – Проходите, садитесь, – сказала она. – Принесу вам поесть.

      Но потом вдруг передумала.

      – Ага, понятно, не стоит. – Она смотрела через мое плечо на Симона. – Я останусь с Петросом здесь. А вы, святые отцы, выпейте чего-нибудь внизу.

      Что-то эдакое она увидела в его глазах.

      – Спасибо, София, – сказал я.

      Потом присел на корточки перед Петросом и сказал ему:

      – Я скоро вернусь и уложу тебя спать. Ведем себя хорошо, договорились?

      – Ну же, – тихо сказал Симон, потянув меня за сутану. – Пошли.

      Столовая швейцарской гвардии располагалась на первом этаже казармы. Это было тускло освещенное помещение, похожее на каземат. Неизменную мглу пробивал только свет нескольких мрачных люстр. Стены украшали росписи в натуральную величину, которые изображали эту пятисотлетнюю армию в давние времена ее расцвета. Сами росписи появились при жизни Иоанна Павла и выглядели до неловкости карикатурно. Создавая подобное в тени Сикстинской капеллы, художник, видимо, надеялся искупить грех в чистилище.

      Мы с Симоном прошли к пустому столику в углу и спросили чего-нибудь покрепче вина. Из-за своих габаритов Симону приходилось потрудиться, чтобы выпивка оказала на него хоть какой-то эффект. Но здесь подавали только вино, поэтому заговорил я, лишь когда первый бокал Симона опустел.

      – Зачем мы кому-то потребовались?

      Он провел пальцем по граненому стеклу толстого бокала, крепкого, как граната.

      – Если я узнаю, кто угрожал Петросу… – тяжелым голосом произнес брат.

      – Ты правда думаешь, что ограбление может быть связано с убийством Уго?

      – Не знаю.

      Он