Оставьте меня. Гейл Форман

оторое она за час до этого съела за рабочим столом. Или от волнения по поводу длинного списка дел на завтра. Или от раздражения после недавнего телефонного разговора с мужем Джейсоном, в ходе которого оказалось, что они с Оскаром и Лив устроили танцы, а сосед снизу Эрл Яблонски будет непременно жаловаться. Да и то, что близнецы после восьми не спят, означает, что наверняка кто-то из них среди ночи проснется (и разбудит ее).

      Но про сердце она не подумала. Мэрибет Кляйн на тот момент было 44 года. Возможно, она чрезмерно много на себя брала и напрягалась, но покажите работающую маму, про которую такого не скажешь. К тому же она не из тех, кто подскакивает по каждому тревожному звоночку и начинает бить в колокол. Нет, она до последнего думает, что это просто кто-то забыл выключить телевизор.

      Так что, когда сжало сердце, Мэрибет лишь откопала в ящике стола пузырек с «Тумс» и, рассасывая пастилку от изжоги, мысленно повелевала открыться двери Элизабет. Но Элизабет с Жаклин, креативным директором «Фрэпа», вели спор о том, разумно ли менять обложку журнала после того, как в сети всплыли эротические видеозаписи с изображенной на ней молодой знаменитой актрисой, и дверь никак не открывалась.

      Час спустя решение было принято, последние правки одобрены, материал отправлен в печать. Перед уходом Мэрибет зашла к Элизабет сказать до свидания, о чем тут же пожалела. Не только потому, что Элизабет, посмотрев на часы, отметила, какой уставший у Мэрибет вид, и предложила служебную машину до дома (такая доброта даже смутила Мэрибет, но не настолько, чтобы отказаться), еще и потому, что Элизабет с Жаклин в это время обсуждали планы на ужин и смолкли, как только Мэрибет вошла в кабинет, словно речь шла о вечеринке, на которую ее не позвали.

      Следующим утром после беспокойного сна Мэрибет увидела, что рядом растянулся Оскар, а Джейсон уже ушел. И хотя она чувствовала себя даже хуже, чем накануне – усталость и тошнота после бессонной ночи и китайского фастфуда (как думала она), плюс к тому по непонятным причинам болела челюсть (хотя позднее станет известно, что все это – дальнейшие симптомы инфаркта), Мэрибет вылезла из постели, как-то умудрилась одеть Лив с Оскаром и дотащиться с ними до садика «Яркий старт», где она продралась сквозь строй остальных мамаш, смотревших на нее с чувством собственного превосходства, вызванного, наверное, тем, что лично она приводила детей только по пятницам. А во все остальные дни это делал Джейсон (за что все эти женщины его буквально боготворили), поскольку Мэрибет надо было пораньше успеть на работу, чтобы уйти в половине пятого.

      «Короткий рабочий день, – обещала Элизабет. – Пятница – выходной». Это было два года назад, после того как Элизабет посвятили в должность главного редактора «Фрэпа», нового журнала о жизни знаменитостей (с хорошим финансированием). Именно на эти красивые и блестящие яблочки она заманила Мэрибет на полную ставку. Ну и плюс хорошая зарплата, каковая им с Джейсоном была необходима, чтобы оплатить предстоящий садик близнецов, цена на который, как шутил муж, «заоблачная в квадрате». Мэрибет до этого подрабатывала на дому, но ее гонорары далеко не дотягивали до полноценной зарплаты. А сам Джейсон работал в некоммерческом музыкальном архиве, так что детский сад съедал бы половину его денег. Да, Мэрибет получила наследство от отца, довольно щедрое, но его тоже хватило бы всего на год, да и что, если им не удастся попасть в садик? (Шансы, говорят, даже ниже, чем в Гарвард поступить.) Деньги реально были нужны.

      Хотя, по правде говоря, даже если бы детский сад был бесплатный, как, по-видимому, обстоят дела во Франции, Мэрибет подозревала, что все равно согласилась бы лишь ради того, чтобы наконец поработать рука об руку с Элизабет.

      Короткий рабочий день превратился в восьмичасовой, а в дни сдачи – и того длиннее. «Пятница – выходной» стала самым напряженным днем недели. И работа рука об руку с Элизабет тоже пошла не совсем так, как мечталось. Как и все остальное. Единственное, что ожиданиям соответствовало, – это детский сад. Он оказался действительно дорогим.

      Когда дети в саду сели в круг, Мэрибет открыла книжку, которую Лив придирчиво выбрала для сегодняшнего чтения: «Лили и ее фиолетовая сумочка», и начала усиленно моргать, поскольку слова прыгали по странице. С утра, проблевавшись в туалете желчью, Мэрибет предложила дочери перенести чтение в саду на следующую пятницу, но Лив закатила скандал: «Ты никогда в сад не ходишь! – завыла она. – Обещания нарушать нельзя!»

      Каким-то образом Мэрибет осилила книжку до конца, хотя по хмурому виду Лив было ясно, что получалось не особо выразительно. После чтения Мэрибет попрощалась с близнецами и обратный путь до дома проделала на автобусе, где вместо того чтобы снова лечь спать, чего хотелось просто невыносимо, села проверять почту. В самом верху оказалось письмо от Финулы, ассистента Элизабет, отправленное и на личный, и на рабочий ящик. Она спрашивала, не сможет ли Мэрибет по-быстрому отредактировать прикрепленную статью. За этим письмом шел список дел на сегодня, который она послала сама себе с работы накануне вечером. В нем содержалось двенадцать пунктов, теперь тринадцать, если считать только что полученную статью. Хотя Мэрибет в целом не любила ничего откладывать – от этого список только разрастался метастазами, – она перерасставила