Последнее звено. Виталий Каплан

всё тут было не по учебнику истории. Во всяком случае, пока я никаких ужасов феодализма не заметил. В усадьбе боярина Волкова жизнь текла спокойная, размеренная. Да, работали много, этого печального факта не вычеркнешь – как и того, что вставать действительно приходилось в самую рань. Однако и непосильной эту работу не назвать. Даже я, не шибко-то привычный к физическому труду, уже довольно скоро втянулся. Кормили тут сытно, спать ложились рано, так что и на хронический недосып я пожаловаться не мог. В Москве бывало и хуже – когда до трёх ночи сидишь за компом, а в полвосьмого надо уже вставать, чтобы успеть к первой паре.

      Народ в усадьбе подобрался какой-то спокойный, всерьёз никто не ссорился. Даже нервная повариха Светлана по своей стервозности явно не дотягивала до среднесовковой буфетчицы. Жили люди по издавна заведённому ритму, каждый знал, что делать, никто не носился с палкой и не подгонял. Интересно, это только у боярина Волкова такая идиллия, или здесь все так?

      Я выплеснул ведро на взрыхлённый возле яблони круг, отдышался. Ещё двадцать вёдер сюда – и можно переходить к следующему дереву. Что поделаешь, стоит жара ну прямо как в Москве, сад нуждается в поливе. Вот и Алёшка выплеснул своё ведро и тоже стоит, отдыхая перед очередной пробежкой к бочке.

      А вот как тут у них поддерживается трудовое усердие?

      – Слышь, Лёха, – нарочито лениво спросил я, – а вот прикинь, ты сейчас вместо того, чтобы поливать, смотаешься из усадьбы, ну там с уличными пацанами на пруд, или что-то типа. Чего тебе за это будет?

      Мальчишка задумался. По-моему, мысли о пруде его уже не раз посещали.

      – Дед Василий отругает, – ответил он наконец.

      – И только? – не поверил я. – А не накажут?

      – Наказывают совсем глупых, кто слов не понимает, – разъяснил пацан. – А мне с детства всё про линию растолковали. На фига мне её кривить? Мучайся потом…

      – Как это – линию кривить? – не понял я. Давно, кстати, надо разобраться, что это все они чуть ни слово, «линию» какую-то поминают.

      – Совсем ты хворый, – тоном совершающего обход главврача констатировал Алёшка. – Совсем всю жизнь свою забыл. А ведь тебя, как и всех, учили. Линия – она у каждого есть, и её нужно прямой держать. Вот сбегу я на пруд, это радость, так?

      – Само собой, – улыбнулся я.

      – Значит, линия моя в радость искривится. Это сейчас. А потом она вильнёт в беду какую. Мало ли… Хорошо если по мелочи, живот там разболится или зуб… А если что похуже?

      – Ну например?

      – Ну вот братана моего, Митяя, боярин с собой возьмёт на отлов душегубов… Уже два раза брал… Вот возьмёт, а там случится чего плохое? Так ведь и с батькой было, когда мне шести ещё не стукнуло. Его там конь душегубский копытом по голове… Батька до зимы болел, а потом и помер… А может, не сейчас долбанёт, а в другом шаре. Какая разница, душе-то всяко больно…

      – Как-то непонятно говоришь… Наверное, и сам не понимаешь толком, а за взрослыми повторяешь, – я не упустил случая поддеть его. – Так что, выходит, у вас тут холопов вообще не