Возмездие. Поэма. Виктор Гюго

приоткрытыми, застывшие в крови,

      С лицом землисто-бледным и небом визави.

      В своем немом спокойствии они еще ужасней,

      С их лицами опухшими и синевой в подглазьях,

      Во мгле, среди дрожащих от ветерка кустов,

      Не каждый это кладбище преодолеть готов.

      Здесь и праздный богач, и трудяга – бедняк,

      Мать, похоже, дитя не отыщет никак,

      Старик и красотка в обнимку со скелетами,

      Красавица-невеста с губами фиолетовыми,

      Они лежат бок о бок у тиса неподвижно,

      И синевой подернуты взволнованные лица;

      А в них отражены все преступления века,

      Глазницы отрешенно глядят в пустое небо.

      Кто-то бродит с утра с предрассветной росой,

      Ищут тех, кто вчера не вернулся домой;

      Видя их искаженные ужасом лица;

      Та декабрьская ночь, что готова излиться,

      Мертвецов накрывала своим саваном черным,

      Стражник кладбища вечером, мрачным и темным,

      Убегал побыстрей средь надгробий нестройных,

      Содрогаясь от страха видеть лица покойных.

      Их родные рыдали над роком судьбы,

      Овевал горький ветер под саваном лбы,

      Их безмолвные тени в тиши одиноки;

      О, погибшие! Что Вы расскажете Богу?

      Видеть всех этих мертвых казалось нелепо,

      Всюду шеи торчат и глаза смотрят в небо,

      На погосте, где кроны деревьев дрожат,

      Донеслись звуки горна, Фемиды набат,

      Мертвецы все проснулись, застыла природа,

      Бонапарта увидев у ворот небосвода,

      Он ничтожную душу принес Господу Богу,

      Все свидетели вышли из могил на дорогу.

      О. Монмартр! Когда ночь настает неизменно,

      Здесь прохожий любой обойдет эту стену.

      VI

      Лишь месяцем спустя, вошел он в Нотр-Дам

      Надменно. Струился терпкой мирры фимиам,

      И башни вздрогнули под колокольный звон;

      Архиепископ здесь же, среди святых икон,

      Торжественная мантия в нелепой красоте,

      В глубинах алтаря, подальше, на кресте,

      Распятый Иисус в его глаза глядит.

      Как нечестивец этот смел к Богу подойти?

      Как волк, который лижется, когда ягнят задрал,

      Усы пригладив, молвил он: «Я родину спасал!

      О, ангелы! Примите ж меня в свой легион!

      Семью и церковь защищал, порядок и закон!»

      В его бесовском взгляде, с бесчестьем пополам,

      Слеза вдруг заблестела … – О, стены Нотр-Дам!

      О, бездны, что открылись Иоанну Богослову,

      О, твердь небесная, встречавшая Сеяна и Нерона,

      О, ветры буйные, Тиберия принесшие на Капри,

      В галере золоченой, в морских соленых каплях,

      Дыханье утренней зари и севера зарница,

      Скажите, что, фигляр? Он стал уже убийцей!

      VII

      О, ты, что бьешь своей волной,

      На мои сложенные крылья под скалой,

      Да, побежден, но ведь не сломлен я,

      И тонет челн, и с ветром тешится пучина,

      Зачем