Откровение. «Не судите, да не судимы будете…». Елена Бурунова

пестиком, пока сухая трава не превратилась в муку.

      – Что ты делаешь?

      Мне было интересно, чем ещё бабушка собиралась меня напоить. Судя по аромату, витавшему по хате, это будут то ещё зелье.

      – Ты же, Лизонька, понести не хочешь? – Не отрываясь от дела, ответила Есфирь Исааковна.

      – Нет! – Воскликнула я.

      Надо же, а я вот об этом не приятном факте и не подумала. Хуже насилия может быть, только плод этого насилия. Растить ребёнка Гришки мне категорично не хотелось. Он бы стал напоминанием мне о той ночи. Я всегда была твёрдо уверена, что дети это плоды настоящей любви. Тогда их любишь сильнее жизни. А смогла бы я полюбить дитя, зачатое вот так? На полу в грязи? Даже не знаю. Может материнский инстинкт всё же взял бы своё. Но, этого я никогда не узнаю. У меня будут дети, но от любимого.

      – Ну, вот, любушка, это заваривать кипятком и пить недельку другую по три раза в день. А потом каждое утро, чтобы не понести. Ясно, Лизонька? – Она высыпала измельченную травку из ступки в льняной мешочек.

      – Я избегать его буду. – Сильнее прижав к себе края одеяла, сказала я.

      – Ох, милая, если бы, так всё просто было. Ты избегать будешь, а он? Совести у Коршунова нет. Отрезвеет и на трезвую голову тебя захочет. Не спрячешься ты от него.

      – Я отбиваться буду!

      – А сегодня, что не отбилась? – Она посмотрела на меня с улыбкой.

      Я отвернулась.

      – Во то-то. От мужика не отобьешься. Только если убьешь. Убьёшь – посадят. Зачем жизнь себе ломать, да нервы портить. Да, и Гришка руки распускать любит, если что не так.

      Я была шокирована её осведомлённостью о пристрастиях Коршунова.

      – Бабушка, а тебе—то, откуда знать? Может, отрезвеет и не вспомнит ничего. Он же напился до поросячьего визга. Ещё стакан и дойти бы до меня не смог.

      Она хитро улыбнулась и присела рядом со мною.

      – Лизонька, ты не серая мышка, чтобы тебя не вспоминать. Вон, какая красавица. – Она погладила меня по волосам. – Тут на днях девка из Козловки приходила. Поздно пришла. Травки уже не помогли бы. Пришлось вырывать Гришкино семя. Так, что муж твоей сестры ещё тот походун. Не сомневайся, полезет.

      – Не хочу! Он зверя лесного хуже. – Я опять заплакала, закрыв лицо ладонями.

      Бабушка Есфирь обняла меня. Как маленькую принялась гладить по спине. Её руки всегда успокаивали меня и снимали боль. Только в этот раз у меня болела не разбитая коленка, а душа.

      – Полно, девонька. Поплакала и будет. Слёзы горю никогда не помогали. И зверя приручить можно. Мужик и зверь одно лихо. Зверю мясо нужно, а мужику ласка. Зная, что хотят мужчины, ими можно управлять.

      – Да, противен он мне. – Ещё сильнее заплакала я.

      – Он в твоей жизни ненадолго. Судьба сама отведёт его. Я уже почти век прожила и много чего знаю, милая.

      Она прикоснулась к моим щекам своими ладонями. Её пальцы были шершавые, но такие тёплые и ласковые. Аромат сухой травы, исходивший