Двадцать четвертая буква. Том Лоу

знаю, кто это сделал. Я сидел в машине на стоянке кондоминиума, когда увидел, как из одной квартиры выходит убийца. Я собирался толкнуть немного кокса и тут заметил этого чувака. А незадолго до того я видел, как из той же квартиры вывалился первый парень, пьяный в хлам. Я заметил, куда второй мужик спрятал нож. Я забрал нож. Чувак кинул его в мусорный бак, а я достал оттуда. Он был завернут в газету. Я хорошенько разглядел того парня, даже запомнил номер его машины. Нож я спрятал. Убийство девушки попало во все газеты. Никого не арестовали… и я связался с тем чуваком. Сказал, за сто штук его прогулка до бака останется нашим маленьким секретом. Он хотел получить нож. Но я оставил его у себя, для страховки. Забрал деньги, а через пару дней за это убийство арестовали кого-то другого. Я решил, что теперь я повязан с этой гребаной путаницей. За год я вынюхал все деньги… ограбил банк, и меня поймали. Меня отправили в Старк на десятку. Этот парень в камере смертников, Чарли Уильямс, невиновен. Натурально гребаная невинная душа. Простите за такие слова, отец.

      Отец Каллахан помолчал.

      – Вы правильно поступаете, – наконец сказал он.

      Спеллинг опустил взгляд к полу. Под нижним краем занавески виднелись здоровенные черные ботинки охранника.

      – Отец, подойдите поближе. Убитую девушку звали Александрия Коул. Одна из этих супермоделей.

      – Я помню это дело. Кто ее убил?

      Монитор пискнул. Спеллинг прикусил потрескавшуюся губу.

      – Отец, я много грешил… Бог разберется? Он простит меня?

      – Бог примет вас за вашу исповедь. Но полиции нужно больше. Запишите свое признание как можно подробнее… напишите имя убийцы и подпишите.

      – Это на случай моей смерти?

      – В каком смысле?

      – Если я умру… если у вас будет эта бумага, доказательство признания умирающего… это будет больше, чем одно ваше слово, отец. Без обид.

      – Я не обижаюсь.

      – Федералы здорово хотят моих показаний. Я слышал, они собираются держать меня тут, пока я не смогу выступить в суде.

      К ним подошли две медсестры и врач «Скорой помощи».

      – Приехал доктор Страссберг, – сказал врач. – Мы забираем пациента на операцию.

      Глаза Спеллинга дернулись. Он взглянул на отца Каллахана.

      – Помолитесь за меня, отец Джон. Если Господь присмотрит за мной и я выживу, я все напишу. Все имена, места и где спрятан нож.

      Священник кивнул:

      – Мне нужно рассказать об этом близкому другу. Да благословит вас Господь.

      Пока медики выкатывали Спеллинга, он спросил:

      – Отец, сколько сейчас времени?

      Отец Каллахан взглянул на часы.

      – Сейчас ровно шесть вечера.

      – Время выходит.

      – Я буду молиться за вас, сын мой.

      – Я про Чарли Уильямса, того парня в камере смертников. Он следующий в очереди к иголке. Если сейчас шесть, ему осталось жить восемьдесят четыре часа. И чтобы спасти душу, молитвами ему не обойтись.

      4

      Шон О’Брайен стоял на вытертых кипарисовых досках широкой веранды и смотрел, как над национальным заповедником