Откройте, это я…. Натиг Расулзаде

и стали хихикать. Но я порой не могла оторвать взгляда от его лица. До неприличия назойливо смотрела, но вы бы его видели, тоже бы смотрели до неприличия… У него было такое лицо… Ну, как бы это сказать?.. Нельзя было назвать его красавцем, да и не это было главным в нем, он даже не был эффектным, чтобы привлечь внимание, но в лице его, во всем облике было столько благородства, столько достоинства, черты его лица были… ну, как бы это сказать?.. Лицо настоящего потомственного бека, утонченного аристократа, дворянина, вот такое у него было лицо. Он держался, как английский лорд, говорил всегда с мягкой, добродушной улыбкой, не повышал голоса, не размахивал руками, как многие мальчишки на нашем курсе, которые, даже рассказывая анекдоты, визжали как поросята. Он во всем отличался от всех окружающих, потому и привлекал внимание, потому и мое внимание привлек. Я потом узнала, что он вырос сиротой, лет в шесть, кажется, потерял отца, и такая жалость охватила меня, такое до сих пор неизвестное мне материнское чувство вдруг проснулось во мне к нему. Я и не подозревала, что так могу переживать и чувствовать. И знакомство наше произошло очень традиционно, ничего оригинального, необычного, как я мысленно себе представляла много раз: вот пожар в нашем Университете, и он выносит меня на руках из огня. Смешно, правда? Мне самой смешно, что я могла о подобном думать. Детские глупости. Нет, все было, конечно, не так…

      Однажды на перемене в коридоре Университета, он подошел ко мне и просто спросил:

      – Можно с вами познакомиться?

      Я совершенно растерялась, и, слава Богу, не ответила – «нет». Второй раз он вряд ли подошел бы после отказа. Потом я, как всегда бывает, когда волнуюсь, моментально побледнела (ненавижу себя за это, сразу все понимают, что я волнуюсь), и пролепетала, изо всех сил стараясь быть более оригинальной, чем он:

      – Мы же почти знакомы… Вместе учимся.

      Слово «почти» у меня вышло от волнения как «потчи», и я готова была сквозь землю провалиться, но он сделал вид, что не заметил. Я не ошиблась – он был настоящий интеллигент: делал вид, что не замечает твоих промахов, волнения, не старался этим тыкать тебе в глаза, как многие, получающие непонятное удовольствие от твоей растерянности, и на фоне твоей растерянности кажущиеся самим себе очень опытными, пожившими, хотя ровесники…

      Так мы познакомились…

      В тот же день он провожал меня домой. У него была своя машина, старенький «жигуленок», он распахнул передо мной переднюю дверцу таким жестом, как будто это был «Ролс-ройс», а не «Жигули», и я села в его машину так, будто это и был «Ролс-ройс».

      – Эта машина от отца мне осталась, – пояснил он, когда мы тронулись, – Ей уже пятнадцать лет.

      – Для собаки это уже старость, – сказала я, пытаясь шутить; я уже немного освоилась с ним и не волновалась.

      – А для осла пенсионный возраст, – подхватил он шутку.

      Мы похихикали вместе, и это тоже на шаг сблизило нас. Я заметила: ничто так быстро не сближает людей, как общий смех, общее веселье. Потом он рассказал