Танцующий феникс: тайны внутренних школ ушу. Алексей Маслов

в легенду, пришел его бывший ученик, занявший высокую должность старшего наставника по боевым искусствам в одном из соседних монастырей. Решив тонко намекнуть на свою преданность ушу, он заметил: «Я с раннего утра и до заката преподаю ушу монахам и, кажется, мне неплохо удается донести до них суть этого великого искусства». «О, да вы счастливый человек! – воскликнул Чаошуй. – Я уже полвека по мере своих скромных сил занимаюсь ушу, но так и не сумел найти слов, чтобы выразить смысл этого. Впрочем, кажется, и я когда-то знал это, да потом все позабыл!»

      Притча весьма точно передает парадоксальную сущность ушу. В Китае стало знаменитым выражение о некоем «кулачном искусстве вне кулачного искусства, которое и есть истинное кулачное искусство». Чтобы постичь ушу, надо забыть о нем, точнее, о его внешней, технической стороне. Именно это имел в виду наставник Чаошуй. Разумеется, можно и нужно описать историю и технику ушу, культурную традицию и духовные концепции. И все же надо помнить о том, что истина ушу значительно глубже.

      В первом приближении нам трудно представить всю масштабность занятия боевыми искусствами в Китае. Не было в Поднебесной империи другого явления – столь же глобального, всеохватного, пронизывающего все слои общества: от бродяги и простолюдина, до мистика (даоса и благородного конфуцианца) и чиновника.

      Что такое ушу для Китая? Это прежде всего способ приобщения к культурным, нравственным ценностям прошлого. Через боевые искусства китайцы не просто узнают, но и осознают реальность многих философских понятий, приобщаются к образам героев древности. Занимаясь ушу, они вдыхают ароматы живой истории.

      Естественно, древняя традиция ушу сегодня заметно разбавляется новыми веяниями, зачастую связанными с чисто коммерческим подходом. И все же жизненная нить истинного ушу существует, хотя и не выставляется напоказ, – обычно те «тайны» ушу, к которым стремится каждый последователь, передаются в небольших закрытых школах, в основном в деревнях, доступ куда по понятным причинам затруднен.

      В мире ушу параллельно действует «предание» и «писание», причем предание важнее и актуальнее как для прямых носителей ушу, так и для самой традиции ушу вообще. Чаще всего, изучая ушу, мы сталкиваемся не с описанием реальных событий, но именно с преданиями. Историческая же реальность оказывается погребённой под мифологическими наслоениями. Вместо реальных людей здесь действуют почти мифологические герои, вместо мирных деревенских учителей – «великие мастера», небольшая стычка двух человек превращается в «великое сражение, длящееся несколько дней». Все это – привычнее и милее для китайского сознания и связано с традиционной мифопоэтикой, с осознанием действительности как ряда глобальных символов. Миф присутствует и в рассказах, и в древних рукописях, и в преданиях школ ушу, и естественно, кочует из книги в книгу. А поэтому, стремясь постичь историю ушу, мы нередко уподобляемся археологам, пытающимся очистить наслоения времени, чтобы реконструировать древнюю реальность. Но не