Последняя принцесса Индии. Мишель Моран

меня за руку. Некоторое время мы просто стояли и держались за руки. Затем он раскрыл мою ладонь и «написал»: «Я буду очень скучать по тебе, Сита, но я тобой горжусь».

      Он прижал мою ладонь к своей груди, потом прикоснулся к медальону, вырезанному для меня, и произнес:

      – Как бамбук. Клонись, но не ломайся.

      Слуга дивана постучал в дверь нашего дома. Затем он объявил, что лошадь для меня оседлана. Как и предрекла бабка, я поскачу в Джханси с саблей на боку. Пурда теперь мне не указ.

      – Не уезжай! Пожалуйста, не уезжай!

      Ануджа бросилась ко мне и обняла меня за талию, когда слуги вынесли мой деревянный сундук и погрузили на повозку, запряженную волами.

      Я взглянула на бабку. На ее губах играла странная улыбка. Затем она рассмеялась.

      – Ты же не думала, что она вечно будет с тобой? – произнесла бабка. – Сита верна только себе.

      – Ануджа, не слушай ее, – сказала я. – Я вернусь раньше, чем ты думаешь.

      – Когда?

      – Не знаю, но обещаю.

      Мы вышли во двор. Слуги дивана наблюдали за тем, как я сажусь на серую в яблоках лошадь, оседланную английским седлом. Павлины разбежались в стороны, когда лошадь фыркнула и принялась гарцевать на месте.

      – Можно еще задержаться на день? – взмолилась Ануджа.

      Слуги дивана улыбнулись. Наверняка сейчас они думали о собственных дочерях, но на лице самого дивана, как мне показалось, застыло неудовольствие.

      Я сорвала голубую муретху, повязанную у меня на лбу, и протянула сестренке.

      – Сбереги. Я за ней вернусь, – сказала я.

      Ануджа потянулась к подарку, крепко сжала его в ладошках и кивнула.

      Теперь пришло время прощаться с отцом.

      Когда мы наконец отправились в путь, в моем горле образовался тугой комок, который я с трудом проглотила.

      Тем не менее, несмотря на охватившую меня печаль, сопровождавшую наше расставание, я бы солгала, не сказав, что с нетерпением ждала возможности увидеть мир за пределами моей небольшой деревни. Мужчины, стоя вдоль дороги, пялились на великолепную процессию, проезжающую мимо. Из-за деревянных ширм храмов и домов на нас смотрели глаза жительниц Барва-Сагара. Восседая на лошади, я чувствовала себя важным павлином или вожаком во главе большой стаи. Я понимала, что среди односельчан есть такие, которые считают, что я вешья, обыкновенная проститутка. А кто еще будет скакать с непокрытой головой, нарушая пурду? Но ничего, кроме одобрительных возгласов, я не слышала. Теперь я стала важной особой.

      Когда мы покинули деревню с ее домами из обожженных кирпичей и камня, пейзаж начал меняться. Бескрайние поля злаков простирались до горизонта, из-за которого уже начали пробиваться тонкие пальцы солнечного света. Золотистые колосья качались на утреннем ветерке. Мужчины обменивались шутками, но никто со мной не заговаривал. Постепенно на полях стали появляться мальчишки. Колокольчики на шеях коров мелодично позвякивали. Люди готовились к еще одному долгому трудовому дню, но, завидев пышную процессию, прекращали работу и провожали нас взглядами. Мальчики бежали вдоль