Медный всадник. Полина Саймонс

новые листовки, где были только три слова: сдавайся или умрешь.

      Сдавайся или умрешь.

      Черный дым, пожарища, стоны умирающих… Все это казалось Александру ожившей сценой Апокалипсиса. В реке плавали трупы. На берегу вдоль окопов, рядом с бетонными дотами, корчились раненые. Александр нашел Кашникова, живого, но лишившегося мочки уха. На гимнастерку лилась кровь. На Шаркове не было ни царапины. Все утро Александр помогал переносить раненых в палатки. Остаток дня рыли не окопы, а могилы. Он и еще шестнадцать человек выкопали братскую могилу у самого леса, куда сложили тела двадцати трех погибших. Одиннадцать женщин, девять мужчин, старик и двое детей лет восьми. Ни одного солдата.

      Александр с замирающим сердцем осмотрел женщин. Потом пошел к раненым. Татьяны не было. Он даже поискал Пашу, сверяясь с фотографией, на которой тринадцатилетний мальчик в одних трусах стоит рядом с сестрой, дергая ее за светлую косичку.

      Пашу он высматривал на всякий случай, хотя знал, что его не должно быть в Луге.

      Зина куда-то подевалась.

      Пришлось отправиться к полковнику Прозорову. Александр отдал честь и, стоя навытяжку, спросил:

      – Трудно работать в таких условиях, товарищ полковник?

      Прозоров, лысеющий мрачный человек, хмуро отмахнулся:

      – Условия как условия. Военные.

      – Нет, в условиях плохой подготовки перед лицом безжалостного врага. Но ничего, завтра мы возобновим работы.

      – Старший лейтенант, вы возобновите их сейчас, пока еще есть свет. По-вашему, завтра фрицы устроят себе праздник и не будут нас бомбить?

      Александр был совершенно уверен в обратном.

      – Лейтенант Белов, – продолжал полковник, – вы только что приехали, но достойно трудились…

      – Я приехал три дня назад, – заметил Александр.

      – Ах да, верно. Но немцы бомбят линию последние десять дней. Бомбежки были и вчера, и позавчера, не пойму, где вы в это время находились. Каждый день как по часам: с девяти до одиннадцати. Сначала листовки. Потом бомбы. Всю вторую половину дня мы роем могилы и окопы. Основные силы немцев проходят пятнадцать километров в день. Они смяли нас в Минске, Брест-Литовске и дожирают в Новгороде. Следующие – мы. Вы правы, шансов у нас нет. Но не стоит об этом говорить. Я могу ответить только: мы делаем все возможное, а потом умрем с честью. Вот и все.

      Прозоров дрожащими руками зажег папиросу и оперся на маленькой столик. Александр уважительно кивнул:

      – Да, товарищ полковник. Именно все возможное.

      Пока еще было светло, Александр вместе со своими тремя людьми прошелся по передней линии. Проходя мимо солдат, в ожидании сражения куривших и игравших в карты, он был поражен тем, сколько среди них офицеров. Похоже, каждый десятый! Странно. Очень много младших лейтенантов и старших, но были и капитаны, и майоры. И все готовы защищать Родину от врага. Линия фронта. Кто же будет командовать, если даже майоры стоят плечом к плечу с рядовыми!

      Александру не хотелось и думать об этом.

      Он