Медный всадник. Полина Саймонс

солдат Красной армии. Не американский доктор. Не британский ученый. Я солдат Советского Союза. И еще до воскресенья могу погибнуть сотнями различных способов. Может, это последние минуты, которые у нас с тобой остались. Не хочешь провести их со мной?..

      Завороженная его словами, Татьяна пробормотала:

      – Сейчас я хочу одного: заползти в постель и…

      – Да, – почти обрадовался он, – в постель. Со мной!

      Татьяна, мгновенно ослабев, качнула головой.

      – Нам некуда идти… – прошептала она.

      Александр подступил ближе и, сжав ладонями ее лицо, дрожащим голосом пообещал:

      – Мы что-нибудь придумаем, Таточка, даю слово, потерпи…

      – Нет! – вскричала она.

      Его руки опустились.

      – Ты… ты не так понял, – всхлипнула она. – Я хотела сказать, что мы ничего не сможем поделать.

      Вслед за руками опустились его глаза. И ее тоже.

      – Она моя сестра, – пояснила Татьяна. – Ну как ты не понимаешь? Я не могу разбить ее сердце.

      – О да, ты уже говорила, – холодно бросил Александр. – Мужчин много, а сестра одна.

      Он круто развернулся и зашагал прочь. Татьяна помчалась за ним:

      – Александр, подожди!

      Он не остановился. Татьяна никак не могла догнать его. Наконец, обессилев, она прислонилась к желтой стене и прошептала:

      – Прошу тебя, вернись.

      Он вернулся.

      – Пойдем. Мне нужно идти в казармы.

      Татьяна отчаянно помотала головой.

      – Послушай, если все закончится сейчас, нам по крайней мере не в чем будет признаваться людям, которые нам дороги, которые любят нас и не ожидают предательства. Даша…

      – Татьяна!

      Александр надвинулся на нее так стремительно, что она отскочила, наткнулась на стену и едва не упала. Он едва успел подхватить ее.

      – О чем это ты? Предательство… нельзя же так бросаться словами! Мы всего лишь не сказали им о наших встречах, а это еще не предательство.

      – Прекрати.

      Но он не обратил на нее внимания.

      – Думаешь, когда ты боишься взглянуть на меня, чтобы никто не увидел того, что вижу я, – это не предательство? Когда твое лицо загорается в ста шагах от остановки, стоит тебе выйти из ворот после целого дня дурацкой работы? Когда ты распускаешь волосы, когда твои губы дрожат… разве это не предательство? – тяжело дыша, выпалил он.

      – Прекрати, – повторила она, раскрасневшись, измученная, несчастная, безуспешно пытающаяся вырваться.

      – Татьяна, все это время, проведенное со мной, ты лгала сестре, Дмитрию, родителям и себе. Когда тебе надоест?

      – Александр, – прошептала она, – не нужно.

      Он отпустил ее.

      – Ты прав, – задыхаясь, выпалила Татьяна, – только вот себе я не лгала! Поэтому так больше не может продолжаться. Прости… я не хочу больше ссориться. И у меня не хватит сил ранить Дашу. Вернее, ни на что не хватит.

      – Сил или желания?

      Она с мольбой протянула к нему руки.

      – Именно сил. Я никогда еще так не лгала. – Сообразив, в чем признается, Татьяна смущенно покраснела, но все