Эшли Белл. Дин Кунц

Мэрфи окончил рассказ о смерти Олафа, Нэнси отважилась задать вопрос, хотя голос ее при этом дрогнул:

      – Доктор Чандра… А что вы за врач? Ну, я хочу знать, какая у вас специализация…

      Медик смотрел ей в глаза прямо, будто решил для себя, что свое упрямство и стоицизм Биби унаследовала от матери.

      – Я онколог, миссис Блэр. А еще точнее – онколог-хирург.

      – Рак? – промолвила Нэнси таким тоном, словно «рак» был близким синонимом слова «смерть».

      Зрачки цвета темного шоколада светились теплом и сочувствием. А еще Нэнси увидела в них то, что приняла за печаль.

      – Хотя мне бы хотелось еще раз перепроверить результаты ее обследования, я в достаточной мере уверен в том, что мы имеем дело с глиоматозом головного мозга. Болезнь зарождается в клетках соединительной ткани этого органа и быстро распространяется вокруг пораженного участка.

      – А что служит причиной? – задал вопрос Мэрфи.

      – Мы не знаем. Это очень редкое заболевание. Ученые просто не имеют возможности досконально изучить его. Во всех Соединенных Штатах случается не более сотни случаев за год.

      Нэнси вдруг осознала, что подалась всем телом вперед и теперь держится обеими руками за краешек стола, словно желая обрести точку опоры в надвигающемся на нее урагане.

      – Вы собираетесь удалить опухоль? – произнес Мэрфи.

      В его интерпретации вопрос прозвучал преисполненным надежды.

      После непродолжительного колебания онколог сказал:

      – Эта опухоль не похожа на другие раковые. Строением она напоминает паучью сеть и поражает не только лобную долю головного мозга. Ее трудно обнаружить, выявить злокачественные клетки… Иногда, главным образом, когда это маленькие дети, мы оперируем, но в редких случаях добиваемся удовлетворительных результатов.

      По-видимому, немного успокоенный тем, что глиому трудно обнаружить, Мэрфи ухватился за другую надежду:

      – И как ее лечить? Химиотерапией? Излучением?

      – Часто так и бывает. Именно поэтому мне надо посмотреть результаты ее обследования, прежде чем решить, как мы сможем продлить ей жизнь.

      Хотя Нэнси вцепилась в край стола мертвой хваткой, она почувствовала, что ее уносит волной отчаяния, такой же реальной, как любая океанская волна.

      – Как так продлить?

      В сверкающих глазах врача таилось знание, спрятанное в самой их глубине. Внезапно Нэнси захотелось, чтобы он ничего им не рассказывал.

      Доктор Чандра окинул взглядом сидевших напротив него за столом Мэрфи и Нэнси, а потом очень тихо произнес:

      – Мне тяжело говорить это вам, но излечить подобную болезнь невозможно. Обычно люди живут после установления диагноза около года.

      Нэнси едва могла дышать… Ей вообще не хотелось дышать…

      – А с химиотерапией? – спросил Мэрфи.

      Смятение онколога было столь очевидным, а его сочувствие – настолько искренним, что Нэнси, хотя иррационально желала