Дитя огня. Юлия Крён

с его губ. Арвид знал, что смерть скоро придет за ней, он видел это по желтизне ее кожи, по губам, искривившимся от боли, по впалым щекам. Монахиня открыла глаза и посмотрела на него взглядом, полным любви.

      – Ты жив, – с облегчением пробормотала аббатиса монастыря Святого Амвросия. – О Арвид, тебе нужно бежать! Эти мужчины, они ведь приходили за тобой, не так ли? – Она вдруг заговорила на удивление отчетливо, хотя с каждым словом ее голос становился все тише.

      – Это были не франки, они выглядели как норманны, – ответил Арвид. – Почему они хотели убить меня? Кто мог их послать?

      – Беги! – повторила она.

      – Я не понимаю. Я этого просто не понимаю…

      Арвид не понимал многого из того, что случилось с ним за последние несколько недель. Он жил в Жюмьежском монастыре так же спокойно, как Матильда в своей обители, когда вдруг на их монастырь напали, а его самого попытались убить. Арвиду удалось спастись, но он был ранен и с трудом добрался сюда. Здесь он выздоровел и узнал страшную правду: аббатиса Гизела была не только его матерью, но и дочкой короля Карла из династии Каролингов. И, что еще страшнее, его отец – норманн, однажды изнасиловавший его мать.

      – Возможно, этих воинов тоже прислал Людовик… – произнесла аббатиса, тяжело дыша.

      Людовик был сыном короля Карла, сводным братом Гизелы и с недавних пор правил франками. Кроме того, он был дядей Арвида и видел в нем угрозу для себя. Хотя можно было не бояться, что будущего монаха охватит жажда власти, все же Арвид, сын норманна и франкской принцессы, мог претендовать на то, чтобы править Нормандией – графством, которое Людовик и сам хотел завоевать, ведь оно отошло норманнам всего несколько десятилетий назад.

      – Уходи же наконец!

      Арвид не мог заставить себя отпустить ее руку.

      – Я не хочу, чтобы ты умирала в одиночестве.

      – В своей жизни я часто оставалась одна. А Матильда… Позаботься о ней.

      Арвид поднял глаза. Матильда обессиленно опустилась на землю посреди двора и заплакала. Ему на глаза тоже наворачивались слезы, однако, прежде чем его взгляд затуманился, Арвид заметил меч, который, должно быть, принадлежал одному из воинов. Арвид никогда не держал в руках оружия и никогда не мечтал об этом. Но теперь, охваченный яростью, он готов был поднять этот меч, сражаться, наносить кровавые раны и убивать. Охотнее всего он замахнулся бы на саму смерть, темную и холодную, жаждущую забрать с собой его мать. О, как бы он хотел изрубить смерть на части! Он бы не успокоился, пока пламя его гнева не уничтожило бы тьму, а лед не раскалился от ударов. Гнев, который обуял его, был кроваво-красным и испепеляющим. Скорее всего, именно такой гнев кипел в жилах его отца-язычника. От кого же еще он мог его унаследовать? Уж точно не от кроткой Гизелы, которую медленно покидала жизнь. Этот гнев был диким, языческим, грешным. И пугал Арвида до глубины души.

      – Беги же наконец!

      Аббатиса подняла руку и осенила Арвида крестным знамением. Потом она закрыла глаза – может, от слабости, а может, потому, что знала: он не отпустит