Возвращение странницы. Патриция Вентворт

кухарки:

      – Ты должна была спросить ее имя.

      Айви вскинула голову.

      – Она не дала мне и слова вымолвить!

      Анна пересекла холл. Салон выходил на террасу в задней части дома. Название, вместе с белой панельной обшивкой, досталось по наследству от времен царствования доброй королевы Анны. Первая Анна Джослин была ее крестницей.

      Она положила руку на дверную ручку и приостановилась на минутку, расстегивая и сдвигая с плеч пальто, под которым обнаружилось голубое платье. Сердце ее сильно билось. Не каждый день человек возвращается из мертвых. Пожалуй, она была рада, что Филиппа нет дома. Открыла дверь и остановилась на пороге, устремляя взгляд в комнату.

      Свет над головой, задернутые голубые занавеси на окне, жарко полыхающие дрова в камине, а над камином – белая полка с глядящими вниз фигурками «Времен года», а еще выше, над «Временами года», – картина «Девушка в меховом пальто». Анна смотрела на портрет неотрывным, критическим взглядом, как могла бы смотреть в собственное отражение, и подумала, что портрет вполне мог бы сойти за зеркало.

      В комнате находились двое. Направо от камина – Милли Армитедж, с газетой на коленях и другой газетой, раскинувшейся у ее ног на голубом ковре. Неряшливая скучная женщина. Отнюдь не друг. Конечно же, она должна была оказаться тут, прочно окопавшаяся. Nous allons changer tout cela[1]. Внизу, на коврике перед камином, притулилась с книжкой эта соплячка, надоедливый ребенок Линделл.

      Хрустнула бумага, внезапно смятая рукой Милли Армитедж, книжка Линделл уткнулась в белый меховой коврик. Линделл вскочила на ноги, наступая на подол своей длинной зеленой робы, хватаясь за подлокотник пустого кресла, на котором сидела. Глаза ее расширились и потемнели, кровь отхлынула от лица. Она смотрела на открытую дверь и на сошедшую с портрета Анну Джослин – Анну Джослин с ее золотыми кудрями и искусно подгримированным овальным лицом, с нитью жемчуга, свисающей на виднеющееся под расстегнутым пальто тонкое голубое платье.

      В тот же миг Анна услышала, как охнула, словно задохнувшись, Милли Армитедж. Она безмолвно уставилась на Анну, и все вокруг будто застыло. Затем мозг Милли молнией пронзила несообразная мысль: «У Эмори она выглядит лучше». Когда позднее ей это вспомнилось, то ужасно ее подивило. После трех лет лишений, страданий и тревог кто бы выглядел иначе? Волна чувств смыла все, кроме осознания того, что это Анна и что она жива. Милли ринулась вперед с непонятным возгласом, и Анна раскрыла ей объятия. Через секунду Лин тоже обнимала ее, вновь и вновь повторяя ее имя, и по лицу у нее текли слезы.

      – Анна… Анна… Анна! Мы думали, ты погибла.

      – Я и сама почти что так думала.

      Все вместе они сделали несколько шагов по комнате.

      – Тетя Милли! Как я рада вас видеть! Ах, до чего хорошо снова быть дома.

      Анна обнимала Милли Армитедж. Та, борясь с наплывом чувств, поцеловала ее в щеку, которая оказалась накрашена сильнее, чем три года назад. Она не помнила, чтобы когда-нибудь раньше обнимала Анну. Холодный поцелуй в щеку – это было все, что они себе позволяли

1

Мы все это изменим (фр.). – Здесь и далее примеч. пер.