Дети Дюны. Фрэнк Герберт

дверью.

      Как только раздался стук двери, Алия снова оказалась во власти всего того, что она с такой страстью хотела отринуть от себя. Чужие жизни хлынули в сознание, как морской прилив. Каждая жизнь стремилась протиснуться в ее сознание – это была целая туча лиц. Некоторые из них были поражены чесоткой, другие – грубые, покрытые черными тенями; виднелись рты, похожие на мокрые губки. Сонмище лиц захлестывало, призывало сдаться и окунуться в этот нескончаемый поток.

      – Нет, – неистово зашептала Алия. – Нет… нет… нет…

      Она неминуемо бы упала на дорожку, но рядом оказалась скамья, на которую Алия опустилась. Она попыталась сесть, но не смогла и всем телом вытянулась на холодном пластике, по-прежнему шепча слово «нет».

      Волна образов продолжала захлестывать ее разум.

      Она чувствовала, что ее душа настроена на каждый вопль из этой толпы, которая шумела внутри ее. Это была какофония просьб и требований выслушать или просто обратить внимание: «Я, я! Нет, я!» Алия поняла, что, если она действительно обратит внимание хоть на одного из этих призраков, она погибнет. Надо выделить одно лицо, одно-единственное и удержаться на плаву с помощью эгоцентризма, разделенного с другим человеком, который, в свою очередь, разделит с ней ее существование.

      – Предзнание вытворяет с тобой такие штучки, – прошептал чей-то голос.

      Она закрыла уши руками, думая: «Я не предзнающая! Транс не помогает мне!»

      Но голос продолжал настаивать: «Он сработает, если ты ему поможешь».

      – Нет, нет, – шептала Алия.

      В ушах ее зазвучали и другие голоса.

      – Я, Агамемнон, твой предок, требую аудиенции!

      Она с такой силой сжала уши, что живая плоть ответила ей болью.

      Чей-то голос, дурацки хихикая, спросил:

      – Знаешь, кто получился из Овидия? Нет? Это так просто. Он же вылитый Джон Бартлетт!

      В том состоянии, в котором находилась Алия, все имена были лишены какого бы то ни было смысла. Ей хотелось кричать, но в невообразимом гомоне она бы не услышала собственного голоса.

      Из дома снова вышла стражница, посланная старшей служанкой, посмотрела поверх живой изгороди, увидела лежащую Алию и громко сказала:

      – А, так она отдыхает. И то правда, она так плохо спала прошлой ночью. Заха, утренняя сиеста будет ей очень полезна.

      Алия не слышала стражницу. В ее мозгу, отдаваясь под сводом черепа, зазвучала развеселая песня: «Мы старые шальные птички, ура!» Я схожу с ума, подумала Алия. Я теряю разум.

      Ноги Алии судорожно дернулись, ступни стукнулись о скамью. О, если бы она могла владеть своим телом, то тотчас бы бросилась бежать куда глаза глядят. Надо бежать, иначе эти голоса настолько овладеют ее душой, что она навсегда ее потеряет. Но мышцы не повиновались Алии. Ей, которая движением бровей могла ниспровергнуть Империю, не повиновалось собственное тело!

      В голове Алии усмехнулся чей-то голос:

      – Существует точка зрения, детка, согласно которой каждый случай