Дети Дюны. Фрэнк Герберт

который осмелился бы повторить его опыт.

      Ганима физически ощутила дрожь, которая охватила брата.

      – О чем ты думал? – спросила она.

      Но Лето не мог остановиться – поток откровений продолжал литься.

      – Чем меньше становится песчаной форели, тем экологическая трансформация планеты…

      – Конечно, они сопротивляются, – заговорила сестра; Ганима начала понимать страх Лето, против воли проникаясь его возбуждением.

      – Исчезнут песчаные форели, исчезнут и черви, – сказал он. – Надо предупредить племена.

      – Не будет больше зелья, – предположила Ганима.

      Все эти простые слова означали высочайшую степень общей опасности, которую брат и сестра видели во вмешательстве человека в древний миропорядок Дюны.

      – Алия прекрасно это знает, – сказал Лето, – поэтому и злорадствует.

      – Ты уверен в этом?

      – Абсолютно.

      Теперь сестра точно знала, что так беспокоит брата; от этого знания по спине ее пробежал холодок.

      – Племена не поверят нам, если Алия станет все отрицать, – произнес Лето.

      Это утверждение касалось главной проблемы бытия близнецов: какой фримен поверит в мудрость девятилетних детей? Алия же, все больше и больше проникая в тайну чужих душ, будет играть на этом.

      – Нам надо убедить Стилгара, – сказала Ганима.

      Не сговариваясь, брат и сестра повернули головы и вгляделись в залитую лунным светом Пустыню. Теперь они смотрели на нее совершенно другими глазами, осененные внезапно снизошедшим знанием. Никогда раньше тонкое взаимодействие природы и пытающегося изменить ее человека не было для них столь очевидным. Лето и Ганима почувствовали себя интегральной частью динамической, поразительно точно уравновешенной системы. Новый взгляд произвел переворот в их сознании. Как говорил Лиет-Кинес, Вселенная – это место, где популяции животных ведут между собой постоянный, ни на миг не прерывающийся диалог. Гаплоидные форели говорили сейчас с близнецами, словно люди.

      – Племена поймут угрозу воде, – сказал Лето.

      – Но это касается не только воды. Это… – Ганима замолчала, поняв глубинный смысл слов брата. Вода была абсолютным символом мощи Арракиса. В своих корнях фримены оставались специализированным, если можно так выразиться, видом, выжившим в условиях жестокой Пустыни, ведущими специалистами жизни в условиях постоянного стресса. Как только на планете стало много воды, произошел странный перенос символа, хотя люди продолжали понимать и чувствовать свой древний долг.

      – Ты имеешь в виду угрозу мощи, – поправила она Лето.

      – Конечно.

      – Но поверят ли они нам?

      – Если они увидят, что происходит, если почувствуют нарушение равновесия…

      – Равновесие, – произнесла Ганима и тут же повторила мысль, которую неоднократно высказывал их отец: – Равновесие – это то, что отличает людей от черни.

      Ее слова пробудили в нем память об отце.

      – Экономика