Блудное чадо. Дарья Плещеева

Потом он пошел к Денизе и застал ее с Анриэттой занятых новой книжкой.

      В подарок жене Ивашка привез диковинку – роман госпожи де Скюдери «Клелия», недавно завершенный и напечатанный в Париже весь целиком. Роман неисповедимыми путями попал в Курляндию – как Ивашка полагал, был прислан в подарок кому-то из фрейлин-француженок польской королевы Марии-Луизы (поляки звали ее Людовикой), а вот его дорога от Варшавы до Митавы уже была совершенно загадочной.

      – Ну что? Скоро ли? – спросил Ивашка, имея в виду наследника.

      Дениза-Дарья второй раз была брюхата и знала приметы близких родов.

      – Сама удивляюсь, уже пора, а он и не думает.

      Потом Дениза позвала девку – помочь стелить постель, а Ивашка с Анриэттой вышли в сад.

      Сама мысль о дружбе между мужчиной и женщиной была для московита странной. С родной сестрой – и то не всякий ладит. Было еще кумовство – кум с кумой состоят обычно в веселом приятельстве, и недаром в народе говорится: какая кума под кумом не была… Ивашка решил, что Анриэтта ему вроде кумы, соответственно с ней и обходился.

      – Покрестилась бы ты, сестрица, – сказал он. – Была бы моему сынку восприемницей, так бы с тобой наконец и породнились.

      – Не хочу, – ответила она. – У меня и без того запутанные дела с Господом.

      – Вот и распутаешь. У нас при крещении все прошлые грехи смываются.

      – Нет, не хочу.

      – А чего же ты хочешь?

      О том, что Анриэтта скучает, Ивашка догадывался. Не получив ответа, он сделал заманчивое предложение:

      – Может, поедешь со мной в Царевиче-Дмитриев? Побываешь в Риге, купишь себе чего душа желает.

      – А что потом?

      Этого Ивашка не знал.

      Он расспросил Анриэтту, как им с Денизой жилось в его отсутствие, и пошел к жене.

      О супружеских радостях и речи быть не могло, они просто легли рядышком, укрывшись вместо одеяла большой простыней – ночи были очень теплыми.

      – Я тебя люблю, – сказала Дениза. – И очень хочу, чтобы ты увидел сыночка.

      – Да и я тебя люблю, и я того же хочу. Но поди знай, когда прикажут возвращаться… Завтра пойду к Башмакову, поклонюсь в ножки, может, позволит подольше побыть дома.

      Так Ивашка и сделал.

      Он был догадлив: не стал падать перед дьяком на коленки и биться лбом об пол, а сперва деловито и толково ответил на все вопросы о лифляндском житье-бытье, возникшие у Дементия Минича при чтении писем. Потом лишь, когда Башмаков сдержанно похвалил его, с самым смущенным видом сказал:

      – Батюшка Дементий Минич, не вели казнить… дельце такое, что без твоей воли и приступать боюсь…

      – Говори уж.

      – Я про Петруху Васильева. Афанасий Лаврентьевич тебе о его шалостях писать не стал, чтобы молодца не позорить, а дельце такое… Приказал мне Афанасий Лаврентьевич его женить!

      Много любопытного услышал Башмаков за все годы, что возглавлял Приказ тайных дел, но такого не доводилось.

      – Да кто ты таков, чтобы его женить? Отец