Василий Темный. Борис Тумасов

на церковную паперть податься, да на их счастье на высокое крыльцо княжьего дворца вышли князь Борис с дворецким. Они вели речь о разорении тверской земли казанцами.

      Взгляд князя упал на Гаврю с Нюшкой. Он с жалостью посмотрел на ребят:

      – Узнай, боярин, что за отроки, коли бездомные, накорми. – Погодя добавил: – Пригляди за ними.

* * *

      Князь Борис любил Тверь, Волгу с притоками, домишки и избы, ряды торговые, лавки мастеровых, крытые дерном кузницы на Тверской улице, леса дальние и ближние, луга заливные и поля, на каких в урожайные годы собирали добрые хлеба.

      По осени он любовался составленными в суслоны стожками. Хлеб дозревал. Потом его свозили, оббивали цепами, веяли на ветру и обмолачивали.

      В такую пору Тверь пахла свежим хлебом и пивом.

      В годы отрочества князь захаживал в избы мастерового люда или к смерду, его угощали домашними пирогами, но ныне, обремененный княжьими заботами, он не появлялся за праздничными столами, когда отмечались пожинки…

      Одолевали тверского князя думы о распрях с Москвой, покоя не давали. Нынче, когда Москва в раздоре, Твери бы силу набрать.

      Иногда Борис задумывался, чью сторону держать, молодого великого князя Василия Васильевича либо дяди его Юрия Дмитриевича и его сыновей.

      Юрий Дмитриевич никак не смирится, что его властью обошли. Намеревался перебраться в Галич, а оттуда племяннику Василию грозить. Юрий увещеваниям митрополита не внемлет, себя правым считает.

      Великий князь тверской Борис этим летом, когда московские Рюриковичи власть делили, послал в московское порубежье воеводу Холмского, и тот прихватил добрый клок московской земли, что граничат с тверской. Дворецкий, боярин Семен, за голову хватался, говаривал:

      – Не простят нам московцы того действа.

      Тверь долго молчала, выжидала, чем Москва ответит. Ан промолчала, будто ничего не случилось.

      А дворецкий еще долго сокрушался, говаривал:

      – О всей Руси мыслить надобно, а князья наши о своих вотчинах беспокоятся.

      – То так, – согласился с ним великий князь Борис, – но разве Тверь все усобицы затевала? Загляни в историю, что ни страница, в ней московский след. Ужли не согласен, боярин Семен?

      – Как слова твои не признать! Справедливость в них немалая, однако живете вы, князья, без смирения, каждый норовит выше другого вознестись.

      – Тебя, боярин Семен, трудно переубедить. Ну да ладно, жизнь покажет. Однако помнить надобно, великих князей московских заносит, как только они силу чуют и поддержку, если не ханов ордынских, так литовского великого князя. Дмитрий Донской Галич, Калугу, Белоозеро взял на себя, Дмитров. Еще называть? А Василий, сын его, власть свою возвысил, на Нижний Новгород намеревался посягнуть, захватил Муром, Тарусу. И все потому, что с Витовтом в родство вошел, Софью в жены взял.

      Боярин Семен в бороду хмыкнул. Он подобные разговоры не затевал, а если и вступал, то честью не кривил, высказывал истину, как ее понимал.

      Глава 6

      За Ростовом Великим дорога повела на Кострому, что на левом берегу Волги. Снег еще не сошел, и санная