Два ведра динозавров. Рассказы. Геннадий Васильев

на минуту выйду к корректорам! – и больше уже не появлялась до конца нашей беседы.

      А беседа была такая.

      Парторг… чужой фамилией я его называть не стану, потому что любую фамилию он замарает, а его настоящую говорить брезгую, пусть будет: К. Так вот. Парторг К. сразу взял быка за рога. Он долго и тяжело на меня смотрел, долго и тяжело молчал – видимо, он так себе представлял психологическое давление. Потом взял с замредакторского стола два уже не совсем свежих листка с мои рассказом, подержал их перед глазами, как бы измеряя еще раз глубину моего нравственного падения, брезгливо положил листки на стол, спросил:

      – Вот ты… вы понимаете – ЧТО вы написали?

      Я пожал плечами:

      – Рассказ. С натуры. Это реальный случай.

      – Правда жизни, значит? – К. снова построил тяжелый взгляд. – Правда жизни и художественная правда – не одно и то же! Художественная правда – это… это – не правда жизни! Это – художественная правда!

      Он чеканил бессмысленные слова, я смотрел на него с изумлением. Зачем звали-то? Рассказ – совершенно бытовой, претендующий на смешное, причем тут правда-неправда?

      Парторг неожиданно встал, подошел ко мне вплотную – я забыл сказать, что все это время я так и стоял посреди кабинета, как вошел. Он подошел ко мне вплотную и вдруг спросил:

      – Вы там общаетесь с этими… евреями двумя – кто они такие?

      (Все-таки пригодились они в повествовании: Гуревич и Бейлин.)

      – Вот эти – Гуревич и Бейлин, – они кто такие? – снова спросил парторг и придвинулся еще ближе.

      Я снова пожал плечами:

      – Наши друзья. А чем они вам не угодили-то? Они в стройуправлении работают, специалисты оба, один инженер, второй…

      – Да знаю я – кто они такие! – раздраженно замахал рукой К. – Что вы мне тут рассказываете их автобиографию!

      – Так вы же спрашиваете – кто они…

      – Я спрашиваю в идеологическом смысле! – отчеканил парторг. – Кто они? К чему они вас ведут? Чему учат? Что подсовывают?

      Я начал понимать – о чем он, и меня стал разбирать смех.

      – А, вот вы о чем, – я сделал вид, что оживился. – Да, действительно подсовывают. Надоели уже, деваться некуда. Вот, «Братскую ГЭС» недавно вслух читали, помните, есть там – про рабов, про пирамиды…

      Парторг свирепо уставился на меня, почти закричал:

      – Что вы – сговорились?! «Братская ГЭС»… Знаю я, какая ГЭС у вас там… братская…

      Он закончил неожиданно, но так, что мне запомнилось на всю жизнь:

      – Мой вам совет: читайте поэта Михаила Дудина. А с этими товарищами вам лучше порвать навсегда. Общение с ними заведет вас в идеологическое болото, – последняя фраза прозвучала почти торжественно.

      На этом мы и расстались. Замредактора так и не вернулась в свой кабинет: стыдно ей было, видимо. Я понял, что на работу в газету меня не возьмут из-за моей склонности очернять действительность.

      И вот прошли годы,