Знак свыше. Элеонора Мандалян

часто случалось Левону оказаться за одним столом с Ншан. Особенно, когда торжество устраивалось в ее честь. Сидя неподвижно с неестественно прямой спиной и аккуратно сложенными на коленях руками, он тайно мечтал оказаться с нею рядом, во главе стола, и чтобы стол тот был свадебным – волосы ее распущены и украшены белыми лилиями, которые он сам нарвал для нее на неприступно крутом склоне ущелья. После торжества он уведет свою Ншан в отчий дом, и никто уже не помешает ему любоваться ею, говорить с ней, смотреть в ее солнечные глаза. А потом, может быть, у них будет такая же девочка, как сейчас Ншан… Что, если все это уже случилось и он – законный глава семьи, а Ншан уже не Ншан, а их дочь? Жена и теща суетятся на кухне, потому что два дома, навеки объединившиеся в одну семью, собрались сегодня, чтобы отпраздновать ее день рождения…

      – Левон джан! Берись-ка за дхол. – Окликнув сына, Мигран прервал его грезы. – Поздравим Ншан самой веселой мелодией из всех, нам известных. А она пусть нам станцует. Сильвия, где твоя дочь?

      Появилась Ншан. Будто угадав мечты Левона, она предстала перед гостями этакой маленькой феей в воздушном белом платье, с цветком, приколотым к черным распущенным волосам. Левон обомлел от неожиданности. Перед ним был и ребенок, и девушка одновременно. Ее лицо порозовело от смущения, глаза горели.

      – Давай, сынок, давай, – подначивал Мигран, поднося к губам древний как мир инструмент – дудочку с девятью отверстиями, сделанную им из корня абрикосового дерева.

      И дудук, мало приспособленный для веселья, привыкший плакать и стенать, уводя в иные миры, надрывая сердца, проникая в самые дальние, самые заскорузлые уголки человеческой души, зазвучал вдруг радостно и торжественно, славя молодость и красоту жизни. Дхол, проснувшись, взволнованно включился в мелодию, будто удары человеческого сердца, его – Левона. Они то нарастали, то сливались в сплошную дробь, то почти замирали, рассыпаясь и опадая к босым ногам порхающей по дощатому полу девочки.

      Взлетали густой волной ее длинные волосы, мелькали тоненькие руки и щиколотки, глаза искрились шальным задором… Никто никогда не видел Ншан такой раскованной и счастливой. В ней и в ее импровизированном танце было сейчас что-то цыганское, таборное – буйное, безудержное и прекрасное.

      То был ее первый танец, апогей гармонии с музыкой, с людьми и жизнью. Мелодия еще не смолкла, а она, смущенная и запыхавшаяся, укрылась в своей комнате.

      «Никому ее не отдам», беззвучно шевельнулись губы Левона.

      Мигран опустил дудук на колени. Взгляды отца и сына встретились. Левон понял – отец подумал о том же: не найти ему невестки, краше и лучше Ншан.

      – Играйте еще! – взбудораженная танцем сестры, попросила Сусанна.

      – Хватит пока, – вмешалась Сильвия. – Гости ничего еще не ели. Хашлама стынет и хоровац уже на огне. Мигран джан, будь тамадой.

      Подождав, когда все склонятся над тарелками, Ншан тихонько вернулась и села на единственный свободный стул рядом