Жизнь Рембо. Грэм Робб

Женнан был дважды упомянут как «гражданин Женнан».

      Месье Женнан пожаловался Изамбару: что подумают рабочие его фабрики, когда увидят, что их босс выставлен в местной газете революционером? Неужели месье Изамбар пытается подстрекать их к забастовке? Хозяин вынужден был отчитать своего маленького гостя. Хотя Изамбар ничего не говорит об этом в своих мемуарах, у него была особая причина раздражаться на Рембо: губительный отчет о его «либеральных» тенденциях объясняет, почему он так и не вернулся преподавать в шарлевильский коллеж[119]. Обвинения своего ученика в политической робости приводили его в ярость. Его дом, его репутация, а теперь и его работа были экспроприированы пятнадцатилетним анархистом.

      Поэтому 24 сентября 1870 года Изамбар вскрывал еще один закопченный конверт от мадам Рембо со смесью облегчения и раздражения. Полиция разыскивает Артюра, и, если «маленький негодяй» даст арестовать себя во второй раз, «ему незачем возвращаться в родной дом, потому что, жизнью своей клянусь, я никогда не впущу его домой снова». Затем шли грубости: «Как может мальчик быть настолько глуп – тот, кто обычно так спокойно, так хорошо себя вел? Кто может вложить такие глупые мысли в его голову? Разве кто-то настроил его на это? Нет, я не должна так думать. Несчастье делает людей несправедливыми. Поэтому, пожалуйста, будьте так добры, одолжите удравшему мальчишке десять франков, затем вышвырните его вон и отправьте его домой, и быстро!»

      После печальной поездки с Изамбаром на поезде 27 сентября Рембо вернулся в Шарлевиль. Годом раньше мадам Рембо переехала в уютную квартиру на первом этаже нового дома у реки с видом на гору Олимп (сейчас дом № 7 по набережной Артюра Рембо, напротив Музея Рембо на «Старой мельнице»). Открылась дверь на улицу, высунулась большая рука и вцепилась в Артюра, другая рука некоторое время одаривала его подзатыльниками. Затем «Уста Тьмы» проговорили: во всем виноват месье Изамбар[120].

      Изамбар оставил Рембо для наказания и отправился осматривать поле битвы при Седане. Оно, кажется, произвело на него менее тягостное впечатление, чем разговор с мадам Рембо.

      Два дня спустя Рембо написал стихотворение о радостях юности, или, что более вероятно, он его переписал – даты его рукописей – почти всегда даты копии, а не даты сочинения оригинала, как если бы каждое стихотворение вновь рождалось после каждого переписывания[121].

1

      Нет рассудительных людей в семнадцать лет!

      Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.

      Шумливые кафе. Кричаще-яркий свет.

      Вы направляетесь под липы эспланады.

      Они теперь в цвету и запахом томят.

      Вам хочется дремать блаженно и лениво.

      Прохладный ветерок доносит аромат

      И виноградных лоз, и мюнхенского пива.

      …

3

      В сороковой роман мечта уносит вас…

      Вдруг – в свете фонаря, – прервав виденья ваши,

      Проходит девушка, закутанная в газ,

      Под

119

Robinet (1974), 858.

120

Iz, 32; DAR, 739 n. 29 (заметки с интервью): «Арт. Рембо дома вел себя как настоящий хулиган – когда [Изамбар] привез его назад к матери – она упрекала его, как если бы он… насильно похитил ее сына, и она знала уже о наклонностях Рембо. […] Мадам Рембо ведет себя грубо и оскорбительно, резка со своим сыном (бессердечна, костлява и очень набожна) – Рембо агрессивен, зол, ожесточен».

121

Подтверждается Iz, 101–102.