Прямо сейчас. Сергей Нагаев

на пяти ступеньках бетонной лестницы, спускающейся от этой двери в зал банка семени. И еще – алые брызги на белой кафельной стене хранилища спермы, у самой дверной рамы, прямо над этой головой с зияющей на макушке раной, из которой шла и шла, стекая и густея на коротких темных волосах, багряная кровь.

      Дверь в банк семени, где кто-то убил этого мужчину (а это, несомненно, было убийство), находилась в конце коридора, по которому сейчас шел Данила. Издалека было видно, что дверь заперта. Собственно, по-другому и быть не могло. Понятно, что никто из работников станции туда сегодня еще не входил, иначе уже поднялся бы шум, приехала бы милиция. Но ему-то, Даниле, что до закрытой двери хранилища бычьей спермы? Ведь его не было здесь прошлой ночью, когда все это произошло. Он ничего не видел. Он ничего не знает. Тем более что он действительно не знает, что все-таки произошло. И поэтому, когда кто-нибудь, кто первым зайдет в банк семени, обнаружит за порогом труп и когда весть об этом разнесется по станции и дойдет до Данилы, то тогда он, Данила, очень сильно удивится, будет вместе со всеми круглить глаза, будет гадать, что там случилось и почему.

      Пройдя с половину коридора, он остановился у другой двери, деревянной, посредине которой было устроено откидное окошко. К этой двери была пришуруплена синяя табличка. Табличка, как и дверь, имела свою историю, в смысле была, по меркам Данилы, доисторической. Если присмотреться, то по строгому, угловатому шрифту надписи, в котором прочитывался стиль сталинского классицизма, а также по тому, что края синего прямоугольника хранили следы многочисленных, не очень-то аккуратных разноцветных покрасок двери (сейчас дверь была коричневой), – по этим признакам можно было понять, что дверь с табличкой появилась здесь несколько десятилетий назад. На табличке было написано: «Вагинная». Ну, знаете, как оно бывает: в учреждениях есть приемные, в больницах – операционные, на заводах – бойлерные. А здесь была вагинная – она же лаборатория, где стерилизовались и хранились искусственные коровьи вагины для взятия бычьего семени. Корпус такой вагины был пластмассовым, а изнутри эта чуть ли не полуметровой длины труба была отделана мягкой резиной. С одного конца вагины, как полагается, была дырка для насаживания на член быка, а с другого конца к трубе был прикреплен сменный полиэтиленовый пакетик для сбора спермы.

      Может, подумал Данила, Зина сейчас там, в вагинной, треплется о чем-нибудь с Полиной Петровной? (Полина Петровна, та самая женщина в белом халате, что приходила будить Данилу вместе с бочаром Зиной, была на станции искусственного оплодотворения заведующей лабораторией – хозяйкой вагинной.)

      – Ну чего ты приперся и встал – здесь же стерильные влагалища! – донесся изнутри грозный голос Полины Петровны, хотя Данила не успел даже притронуться к дверной ручке. – Вали отсюда!

      Дверь распахнулась, из нее выскочил невзрачного вида человек лет около сорока, в котором Емельянов сразу узнал техника по взятию бычьего семени