Неведомое зарубежье. Максим Удовиченко

туман, сказка кончилась. «Сам с собой говорит, собака!», – пронеслось у Аристарха в голове.

      – Где мы, добрый человек? – спросил, уже не стесняясь своего русского, Аристарх.

      – Yes, – последовал ответ араба-таксиста, настолько осознанный и глубокомысленный, что у Аристарха от неожиданности свело челюсть.

      – Yes твою переYes, и бабушку твою арабскую переYes и дедушку твоего арабского престарелого туда же переYes и безусловно всех of cause, – произнёс вдохновенно Аристарх, осознав всю прелесть реальности и уже не спеша, абсолютно никуда.

      Такси неспешно начало движение.

      Он тыкал пальцем из окна авто в проходивших мимо арабов, здания и, как ему показалось, всю местность, обрисовав всё увиденное, Аристарх неистово заорал на ухо арабу-таксисту: «Аль-Баюн!?», в ответ араб-таксист с испугу долбанул что есть силы по тормозам и, произнёс что-то длинное, крайне заунывное и запутанное на арабском, окончив фразу весьма понятным для Аристарха и совершенно новым, в их длительной беседе, словом «No» и добавив незнакомое «Agadir».

      Из длинной речи араба-таксиста, особенно, из её концовки, Аристарх понял, что населённый пункт, по которому он сейчас проезжал, был вовсе не Аль-Баюн, а, по всей видимости, Агадир.

      В арабской земле наступил полдень, солнце палило нещадно, очень хотелось чего-нибудь съесть, и Аристарх начал мучительно вспоминать хоть что-то из французского языка.

      На ум не приходило ничего путного, кроме высказывания Ипполита Матвеевича из романа «Двенадцать стульев»: «je ne mangeais pas six jours»[27].

      Тем временем араб-таксист включил народные арабские песни. «Сносный музон», – подумал Аристарх поначалу. Но чувство голода напоминало ему о себе все сильнее и сильнее.

      Залихватская народная арабская песня, похожая на «Салма я Салама…», с многоголосым женским повизгиванием под аккомпанементы тамтамов, бубенцов и жалеек, лишь усиливала чувство голода и неопределённости.

      – Je ne mangeais pas six jours!! – заорал Аристарх, что есть сил в ухо, уже оправившегося от недавнего шока араба-таксиста.

      Реакция араба-таксиста была примерно та же, только на сей раз машина чуть не сбила клумбу, и он завопил как-то очень призывно и, как показалось Аристарху, немного жалостливо: «Monsieur, quelle terreur! Pourquoi vous à je hurlez constamment à l'oreille! Quelle terreur! Vous ne mangiez pas effectivement six jours?! Nous allons d'urgence au restaurant!»[28]

      Из всего этого длинного и, как показалось Аристарху, крайне бесполезного набора непонятных слов, произнесенного со странной интонацией, он все же уловил слово «ресторан», чему непременно обрадовался и дружески хлопнул араба-таксиста по плечу.

      Жизнь налаживалась. Лица арабов уже казались Аристарху не такими враждебными, город Агадир, со своими апельсиновыми деревьями, пальмами по обочинам дорог, прогуливающимися в шортах и майках и с любопытством обозревающими окрестности туристами, множеством лавок, маленькими виллами, тонувшими в экзотической зелени, выглядел впечатляюще.

      Некоторое время спустя ретромобиль араба-таксиста уже стоял напротив входа в небольшой ресторанчик.

      Араб-таксист сидел напротив и внимательно наблюдал, как Аристарх изучает меню.

      Аристарх

27

Я не ел шесть дней (Франц.) – из романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев»

28

Месье, какой ужас! Почему вы постоянно мне орёте в ухо! Вы действительно не ели шесть дней?! Какой ужас! Мы немедленно едем в ресторан! (Франц.)