Плащаница. Мистические поэмы. Александр Беляев

видеть и молчать:

      Живя в краю, где каждый слеп и глух

      Нелепо петь о солнечных лучах.

      И только право – ведать и вести

      Того, кто всуе начал прозревать,

      Кто первый слог Извечного постиг

      Обозначало новый перевал.

      ………………………………………….

      Диск исчезал. Метался чаек стон:

      «Найди свое прибежище в простом,

      Ешь, наслаждайся – всем один финал!»

      ……………………………………………………………

      Он тихо слушал. Плакала она.

1984 г.

      Шрастры

      Дорожка жидкого металла

      Над бездной полуночных вод

      Слегка смягчала жуть провала

      В безумно вопиющий рот.

      Был воздух густ, и мыслезвуки,

      Роясь в звенящей светотьме,

      Сплетали нити, иглы, руки

      В клубки колышущихся змей.

      Их уловимое значенье

      Мгновенно гасло на черте

      Астральной музыки кочевья,

      Дробясь на множество частей.

      И было муторно и гулко,

      Когда макеты чьих-то тел

      По пустырям и переулкам

      Сновали мимо спящих стен.

      Казалось, кто-то звал кого-то

      И сам же отклика не ждал,

      Когда затянутый в ворота

      Необозримого сползал.

      Казалось, кто-то был услышан,

      И долгожданен был ответ,

      Но разговор угас, не вышел

      И канул в сумеречный свет.

      Минуты чередою нудной

      Сплетались в липкие часы.

      Ни солнца, ни дорожки лунной,

      Ни ртутных шариков росы.

      Я шел, рассматривая странный

      Опалесцирующий мир,

      Подобный ширме многорядной

      В руках невидимых сефир,

      Как будто был застигнут стоя

      На рубеже грядущей тьмы

      Невыразимой пустотою

      На фоне внешней кутерьмы.

      Как будто он утратил душу,

      Громоздкий сохранив фасад,

      Какой-то договор нарушив,

      Став миром каменных оград.

      И я не мог остановиться,

      Хоть волен выбрать был маршрут.

      Текли невидящие лица,

      Был бледен воск холодных рук.

      Дома сменялись пустырями,

      Тропинки – мрамором дорог…

      Тревожный шорох за дверями,

      Гранитной арки разворот…

      Туда неведомою силой

      Влекло как в маленький Мальстрем,

      Как будто помощи просило

      Дитя под градом черных стрел.

      Но взор увяз в теснине душной,

      И бесконечно длинный свод

      Стал неожиданной ловушкой,

      Безмерно вытянув проход.

      Не жар, не холод – загустенье

      Пространства сжатого в тоннель,

      Отняв свободу ощущенья,

      Сознанье втягивало в щель.

      Я брел – и странная двумерность

      С бесперспективностью пути,

      Где бесконечна лишь линейность,

      Где нету неба и светил,

      Гнала