Отзвуки родины. Элизабет Вернер

последовать этому совету, да и едва ли ему легко было получить прощение, потому что девушка со всеми признаками дурного расположения духа бросилась в кресло и сделала такое недовольное лицо, словно поссорилась со всем светом.

      – Мы хотели попробовать новый рояль, который я выписал, – сказал Гельмут. – Он поставлен в зале, и я надеюсь доказать моей сердитой кузине, что в этой области я нисколько не уступаю ей.

      – Я никогда не сомневалась в твоих светских талантах, – холодно промолвила Элеонора. – Ты пойдешь с нами, Ева?

      Фон Бернсгольм откинула назад голову и закрыла глаза.

      – Нет, от этой ужасной поездки у меня разболелась голова, и мне необходим полный покой.

      – Вот видите, капитан, мы все должны искупать ваши прегрешения, – пошутил барон Мансфельд. – Но Отто пойдет с нами, я попрошу освободить его от латинского урока. Не правда ли, господин Лоренц, ведь вы отпустите его?

      Старик-воспитатель вовсе не слушал разговора. Найдя какую-то интересную книгу, он так углубился в нее, что теперь не знал, о чем идет речь.

      – Что вам угодно, барон? – спросил он.

      – Да я хотел просить вас отпустить с нами моего братца. Предоставьте ему немного свободы: мальчика нельзя переутомлять.

      Лоренц покачал головой, но ничего не ответил. Отто с большим неудовольствием отнесся к просьбе, высказанной таким образом.

      – Я запрещаю тебе этот тон, Гельмут! Ты все время обращаешься со мной, как с ребенком. Если ты не прекратишь этого…

      – Так ты вызовешь меня на дуэль? – насмешливо спросил Гельмут. – Ну, это мы сделаем потом. В твоем возрасте еще не дерутся на пистолетах, а просто вызывают воспитателя и просят его разложить своего воспитанника на школьном столе и всыпать ему порцию «горячих». О, не делай такого свирепого лица, любезный братец! Пойдем, пойдем!

      С этими словами барон схватил юношу за руку и увлек за собой.

      Несмотря на легкомысленную насмешливость, в его обращении было столько очаровательной обходительности и радушия, что даже Отто перестал сердиться и дал увести себя, а Элеонора и Лоренц последовали за ними.

      Капитан Горст намеревался сначала сделать то же самое, но затем внезапно изменил решение: у самой двери повернул обратно и подошел к креслу, в котором по-прежнему полулежала Ева. В продолжение нескольких секунд он, молча, нагнувшись, смотрел на белокурую головку с закрытыми глазами, покоившуюся на подушке, а затем промолвил вполголоса:

      – Итак, я в немилости?

      Изумленная Ева сердито подняла голову.

      – Вы еще здесь? Мне казалось, что вы хотели идти с остальными слушать рояль?

      – Нет, я предпочитаю ваше общество.

      – Мое? Разве вы не слыхали, что у меня болит голова и мне необходим покой?

      – Вы просто не в духе, моя милая барышня, – уверенно-спокойно ответил Горст.

      – Ну, хотя бы и так! Однако едва ли ваше присутствие сможет улучшить его!

      – Я это знаю. Но так как, вероятно, мы видимся последний раз…

      Ева, словно испугавшись,