Листки из дневника. Проза. Письма. Анна Ахматова

обращавшегося с просьбой к его сестре «по Музе, по судьбам»:

      Сохрани мою речь за привкус несчастья

      и дыма…

      За смолу кругового терпенья, за совестный

      деготь труда…

      «Мужество» – стихотворение на все времена. Оно и сегодня, на исходе двадцатого века, звучит ничуть не менее современно, чем в 1942 году:

      Мы знаем, что ныне лежит на весах

      И что совершается ныне.

      Час мужества пробил на наших часах,

      И мужество нас не покинет.

      Не страшно под пулями мертвыми лечь,

      Не горько остаться без крова, –

      И мы сохраним тебя, русская речь,

      Великое русское слово.

      Свободным и чистым тебя пронесем

      И внукам дадим, и от плена спасем

      Навеки!

      У читателей может возникнуть вопрос: почему в периоды относительного житейского спокойствия, например, во второй половине 20-х годов в Ленинграде, Ахматова писала сравнительно мало стихов, а вот в ташкентской нищете, внимая отзвукам войны, она писала столь щедро и безоглядно? Ответ на этот вопрос мы можем найти у того же О. Мандельштама, в его словах, которые сохранила для потомков Э. Г. Герштейн. Вот как определил Мандельштам уникальность поэтического склада Ахматовой: «Она – плотоядная чайка: где исторические события, там слышится голос Ахматовой, и события – только гребень, верх волны: война, революция. Ровная и глубокая полоса жизни у нее стихов не дает, это сказывается, как боязнь самоповторения, как лишнее истощение в течение паузы»[7].

* * *

      Время Ахматовой не закончилось с ее последним земным вздохом. Вот уже 50 лет ее поэзия существует сама по себе, без творца, и это победное шествие не закончено. Исполнилось пророчество Мандельштама: поэзия Анны Ахматовой стала «одним из символов величия России».

      В своем героическом поединке с тоталитарным режимом Анна Ахматова знала не только победы – она испила до дна и «горчайшую чашу» позора, знала минуты слабостей человеческих. Скрывать это от читателей – значит приукрашивать биографию, не говорить всей правды. А правда, между тем, нисколько не умаляет поэтического подвига, совершенного Анной Ахматовой. Она лишь по-человечески приближает к нам поэта, но не может умалить главное –

      Холодное, чистое, легкое пламя

      Победы моей над судьбой.

* * *

      Мне вспоминается ночь с 23 на 24 июня 1989 года. Поздно вечером я с моими друзьями приехал на электричке в Комарово и пешком пришел к могиле Ахматовой. Она вся была заткана ковром пламенеющих тюльпанов, тускло освещаемых десятками свечей. Я поставил в изножии креста свечу в лампадке, привезенной из слепневского дома. Черный томик стихов лежал, раскрытый тут же, на могиле. На первой странице черными чернилами было написано:

      За меня не будете в ответе,

      Можете пока спокойно спать.

      Сила – право, только ваши дети

      За меня вас будут проклинать.

      Мы разожгли костерок невдали от кладбища, соблюдая обычай древней Ивановой ночи. Через огонь

7

Э. Герштейн. Мандельштам в Воронеже. // Подъем. 1988. № 10. С. 106.