Три дня и вся жизнь. Пьер Леметр

окно.

      – Постойте, постойте, – твердил господин Вейзер. Он часто повторял эти слова. Он выставил вперед ладонь перед необъятной грудью господина Дэме. – Не следует вот так, по пустякам беспокоить жандармов.

      – Что значит «по пустякам»?! – проревел господин Дэме. – Конечно, вам нет дела до того, что мой сын пропал…

      – Да ладно вам, пропал, пропал…

      – Или вы знаете, где он? Шестилетний мальчик, которого никто не видел вот уже… – (он взглянул на часы и посчитал, насупив брови), – почти три часа. А по-вашему выходит, он не пропал!

      – Хорошо, где ребенка видели последний раз? – спросил господин Вейзер, явно стараясь быть полезным.

      – Он немного проводил своего отца, да, Роже? – дрожащим голосом сказала госпожа Дэме.

      Господин Дэме кивнул. В полдень он обычно шел домой перекусить, а когда возвращался на завод, Реми частенько проходил с ним часть пути, а потом спокойно возвращался.

      – И где вы с ним расстались?

      Чувствовалось, что господину Дэме не по душе, что директор завода, на котором он работает, изображает из себя следователя. Может, он теперь еще станет приказывать ему, как управляться в семье? В ответе Роже слышался плохо сдерживаемый гнев:

      – Может, все-таки лучше не вам, а жандармам взяться за это дело?

      Будучи на голову выше мэра, он подошел к нему совсем близко, так что контраст стал еще более очевидным. Голос у господина Дэме был зычный, и господину Вейзеру приходилось прилагать немало усилий, чтобы не сдать позиции. Он опирался на свой авторитет и должность. Женщины отступили, мужчины подошли поближе. Столь неожиданная конфронтация навела кое-кого на мысль о безработице, которая так или иначе грозила всем. Было непонятно, кто разъярен больше: Дэме-отец или Дэме-рабочий.

      Не обращая внимания на спор, затеянный господином Дэме с мэром Боваля, госпожа Керневель решила взять инициативу в свои руки. Она зашла в дом и позвонила.

      Появления жандармов госпожа Куртен уже не смогла вынести. Она бросилась на улицу.

      Соседи продолжали собираться, прохожие останавливались, информация передавалась из уст в уста. Те, кто не смог поместиться в саду Дэме, расположились на улице. Вся эта маленькая толпа перемещалась, переговаривалась, приглушенно перекликалась. Люди перешептывались, в гуле голосов преобладала серьезная озадаченная тональность.

      Антуан не мог думать ни о чем, кроме жандармского пикапа. Он частенько проезжал по городу, жандармов знали в лицо, они с удовольствием заглядывали в кафе, подчеркнуто заказывали только безалкогольные напитки и всегда оплачивали свои заказы. Иногда они выступали посредниками во время стачек, при передаче официальных документов. Их появление всегда превращалось в событие, все спрашивали друг у друга, в чем причина. А если пикап останавливался не слишком далеко, с любопытством подходили поближе.

      Антуан не разбирался в знаках отличия и решил, что их шеф очень молод. И ему почему-то стало спокойней. Трое жандармов протиснулись сквозь толпу, чтобы попасть в сад.

      Шеф задал несколько вопросов госпоже Дэме.

      Напряженно