На японской войне. Викентий Вересаев

глаза. Но лошадь все-таки подошла к повозке, отдернула поводья и стала есть.

      Шанцер, вечно веселый и оживленный, рассмеялся.

      – Смотрю я на вас, Алексей Иванович… Что вы будете делать, когда нам придется удирать от японцев? – спросил он Селюкова.

      – Черт ее, не слушается почему-то лошадь, – в недоумении сказал Селюков. Потом его губы, обнажая десны, изогнулись в сконфуженную улыбку. – Что буду делать! Как увижу, что близко японцы, – слезу с лошади и побегу, больше ничего.

      Солнце садилось, мы всё стояли. Вдали, на железнодорожной ветке, темнел роскошный поезд Куропаткина, по платформе у вагонов расхаживали часовые. Наши солдаты, злые и иззябшие, сидели у дороги и, у кого был, жевали хлеб.

      Наконец, помощник смотрителя приехал.

      – Медицинский инспектор говорит, что ничего не знает.

      – А черти бы их всех взяли! – сердито выругался главный врач. – Пойдем назад к вокзалу и станем там биваком. Что нам, всю ночь здесь в поле мерзнуть?

      Обозы двинулись назад. Навстречу нам в широкой коляске ехал с адъютантом начальник нашей дивизии. Прищурив старческие глаза, генерал сквозь очки оглядел команду.

      – Здорово, детки! – весело крикнул он.

      – Здра… жла… ваш… сди…ство!!! – гаркнула команда.

      Коляска, мягко качаясь на рессорах, покатила дальше. Селюков вздохнул.

      – «Детки»… Лучше бы позаботился, чтобы деткам не мотаться без толку целый день.

      Вдоль прямой дороги, шедшей от вокзала к городу, тянулись серые каменные здания казенного вида. Перед ними, по эту сторону дороги, было большое поле. На утоптанных бороздах валялись сухие стебли каоляна, под развесистыми ветлами чернела вокруг колодца мокрая, развороченная копытами земля. Наш обоз остановился близ колодца. Отпрягали лошадей, солдаты разводили костры и кипятили в котелках воду. Главный врач поехал разузнавать сам, куда нам двигаться или что делать.

      Темнело, было холодно и неприютно. Солдаты разбивали палатки. Селюков, иззябший, с красным носом и щеками, неподвижно стоял, засунув руки в рукава шинели.

      – Эх, хорошо бы теперь в Москве быть, – вздохнул он. – Напиться бы чайку, поехать на «Евгения Онегина».

      Главный врач воротился.

      – Завтра мы развертываемся, – объявил он. – Вот за дорогою два каменных барака. Сейчас там стоят госпитали 56 дивизии, завтра они снимаются, а мы становимся на их место.

      И он пошел к обозу.

      – Что нам здесь делать? Пойдемте, господа, туда, познакомимся с врачами, – предложил Шанцер.

      Мы пошли к баракам. В небольшом каменном флигельке сидело за чаем человек восемь врачей. Познакомились. Сообщили им, между прочим, что завтра сменяем их.

      У них вытянулись лица.

      – Вот так-так!.. А мы только что начали устраиваться, думали, останемся надолго.

      – А вы давно здесь?

      – Как давно! Всего четыре дня назад приняли бараки.

      Высокий и плотный врач, в кожаной куртке с погонами, разочарованно свистнул.

      – Нет, господа, позвольте, а мы-то теперь как же? – спросил он. –