Стихотворения. Семен Бобров

парнасским пеньем.

      Не мыслил, чтобы мужи грозны

      Ума хоть искру крыли здесь;

      Чтоб пели здесь Эоны, поздны;

      Чтоб чуждые потомки днесь

      Назона в арфе прославляли

      И слезны дни благословляли.

      О горда древность! – ты ль забыла,

      Какие чувства и права

      Сама ты в дни Орфея чтила?

      Поныне камни иль древа

      В твоих бы жителях мы зрели,

      Когда б их музы не согрели.

      Ты ль в шумной пышности забыла,

      Что в Ромуловы времена

      Людей железных воздоила,

      Что дики в чувствах племена

      И грубых хищников станицы

      От поздной взяли свет денницы.

      Япетов сын[1] во мрачность века

      Не из скудели ли сырой

      Сложил чудесно человека?

      Ифест не из руды ль земной?

      Девкалион влагал жизнь в камень,

      Орфей в дубравы духа пламень.

      Не славьтеся, Афины с Римом,

      Что вам одним лучи даны,

      Другие ж в мраке непрозримом!

      И здесь, – и здесь возрождены

      Свои Орфеи, Амфионы,

      Энеи, Нумы, Сципионы.

      Все те сарматы, геты, даки,

      Что члись за каменны главы,

      Сквозь тьму времен, сквозь нощи мраки

      Такой же блеск дают, как вы;

      Такие ж ныне здесь Афины;

      Такие ж восстают Квирины.

      Почто вы хвалитесь в гордыне,

      Коль ваши чада суть рабы,

      Коль ваши странны внуки ныне

      Лишь данники срацин – рабов судьбы?

      Цари вселенной напыщенны

      Во узах – ныне искаженны.

      Как? – разве тем вы возгремели

      И отличились много крат,

      Что гениев губить умели?

      Пророк афинский, – ты, Сократ!

      Ты, Туллий! – ты, Назон! – проснитесь,

      За рвенье музы поручитесь!»

      Так я беседовал, унылый;

      Тогда был вечер; и, спустись,

      Роса легла на холм могилы;

      Роса слезилася ложась;

      Над холмом облако дебело

      Во злате пурпурном висело.

      Вдруг глыбы потряслись могильны

      И ров зевнул со тьмой своей;

      Крутится сгибами столп пыльный;

      Внутри я слышу стук костей;

      Кто в виде дыма там? – немею,

      Я трепещу, – дышать не смею…

      Тень восстает, – всё вкруг спокойно,

      И кажда кость во мне дрожит;

      Еще туманяся бесплодно,

      Слеза в глазах ее висит,

      Что в дол изгнания катилась,

      В печальных дактилях струилась.

      Из уст еще шумит вздох милый,

      Что воздымал дотоле грудь;

      Я слышу тот же глас унылый,

      Что в песнях и поныне чуть;

      Но слезы – лишь туман кручинный;

      А вздох и глас – лишь шум пустынный.

      Тут тень гласит, как звук вод некий

      Иль шум тополовых листов:

      «Чей глас, – чей глас, что в поздны веки

      Стремится с бугских берегов,

      Чтобы

1

Прометей.