Стихотворения. Семен Бобров

очам явить,

      На коем черна кровь кипящая курится?

      Нет, не всегда в твоей руке металл тот зрится,

      Которым ты стрижешь столь явно смертных нить.

      Богиня! – пагубен твой смертным вид кровавый,

      Но пагубней еще им образ твой лукавый,

      Когда, переменив на нежны ласки гнев

      И тонко полотно батавское надев,

      Лежишь в пуховике, опрысканном духами,

      И манишь щеголя волшебными руками;

      Или сиреною исшедши из зыбей

      Для уловления со златом кораблей,

      Ты испускаешь глас, что в звуке сколь прекрасен,

      Столь внемлющим его смертелен и опасен;

      Иль, умащенные когда власы имев,

      Одежду, сшитую на нову стать, надев,

      Взяв в руку трость и пук цветов приткнувши к груди,

      Спешишь, где с нимфами распутны пляшут люди,

      Где в купле красота, где уст и взоров студ,

      Где Вакха рдяного эроты в хор влекут;

      Здесь, смерть! – здесь ужас твой меж миртов хитро скрылся;

      Увы! – любовный вздох во смертный претворился –

      Во слезы пук цветов, – в кравую косу трость, –

      На кости сохнет плоть, – иссунулася кость! –

      Цветы и порошки зловонной стали гнилью,

      Одежда вретищем, а нежно тело пылью.

<1789>

      Баллада

      Могила Овидия, славного любимца муз

      Овидий! ты несправедливо желаешь включить бича своего в лик небожителей; заточение твое научает нас, достоин ли он всесожжений за свою великую неправоту? Без существенной вины отщетив тебя от отечества, он еще старался прикрыть свою месть, и небо допустило ему соделать тебя несчастным за ту единую слабость, что ты безмерно ублажал его. Надлежит быть весьма жестокосерду, чтоб у отечества отъять самый редкий ум, какой токмо бывал когда-либо в Риме, и проч.

      Лингенд в элегии об Овидии

      Там, где Дунай изнеможенный

      Свершает путь бурливый свой

      И, страшной тяжестью согбенный

      Сребристой урны волновой,

      Вступает в черну бездну важно,

      Сквозь бездну мчится вновь отважно.

      Морские уступают волны,

      И шумны устия пути,

      Быв новым рвеньем силы полны,

      Чтоб ток природный пронести,

      Простерши полосы там неки,

      Бегут к Стамбулу, будто реки.

      Остановлюсь ли тамо ныне

      Близ Темесварских страшных стен,

      Где в окровавленной долине

      Австриец лег, Луной сражен,

      Где мыл он кровью в ужас света

      Победные стопы Ахмета!

      Ужели томна тень Назона

      Ту музу совратит с гробов,

      Что с воплем горестною стона

      Спустя осьмнадесять веков

      Оплакать рок его дерзает,

      Там, где он в персти исчезает?

      Нет, – тень любезна, тень несчастна!

      Не возмущу твоих костей;

      Моя Камена тихогласна;

      Пусть по тоске и мраке дней

      Они с покоем сладким, чистым

      Почиют под холмом дернистым!

      Ужасны