Дважды умереть и воскреснуть. Евгения Гладкова

оглушительный хлопок дверью. Судя по всему, бабуля вернулась.

      – Почему вы еще ничего не сделали? – раздался громкий возглас из прихожей.

      Что-то рановато она пришла. Нужно поскорее все спрятать, а то беды не миновать. Я быстро сложила бумаги в стол, отключила компьютер и выбежала навстречу домашнему тирану. Сердце от волнения звоном отдавалось в ушах, руки тряслись, ладони потели. Я не заметила, как пролетело время. В желудке урчало и крутило. Но теперь о еде лучше не упоминать, если бабуля в бешенстве, она все равно не даст спокойно поесть. Потом что-нибудь перехвачу.

      – Доброе утро, Мариэтта Павловна! – тихо поздоровалась я.

      – Почему вы ничего не сделали? Хрусталь не чищен, гостиная в пыли. Чем вы занимались все утро? – гневно расходилась бабушка.

      – Мариэтта Павловна, – вмешалась Тамара, чтобы хоть как-то охладить ее пыл, – еще и десяти часов нет. Может, сварить кофе, у вас вид усталый?

      – Ох, я совсем за временем не слежу, – виновато пропела бабуля. – Тома, дай мне чего-нибудь поесть, и свари кофе, пожалуйста.

      Тамара подала оладьи, нарезала сыра и буженины и сварила бабуле «Капучино». Она ела молча. Я ощущала кожей повисшее напряжение, но нарушить тишину так и не осмелилась. Решила на время скрыться в своей комнате, пока бабушка вновь не нацепила маску гарпии.

      – Займись хрусталем, – услышала я знакомый командный тон за спиной.

      – Конечно, – покорно ответила я.

      Я была отдана в помощь Тамаре. Она занимались уборкой. А я начищала бокалы. Работка оказалась простой, но скучно-рутинной и мне, как человеку невыспавшемуся и голодному, приходилось бороться с усталостью и соблазном растянуться на диване.

      В одиннадцать в дверь позвонили. Это приехали повар и двое официантов. Они привезли заказанные продукты и направились прямиком в кухню. И вскоре оттуда уже стали доносится аппетитные ароматы. Мариэтта Павловна по случаю пригласила повара из французского ресторана «Версаль».

      К полудню фарфоровые тарелки и хрустальные бокалы были начищены и сверкали, как драгоценные камни, под солнечными лучами, падающими через огромное окно гостиной. Я принялась полировать стулья и аккуратно составлять их друг на друга возле окна, чтобы в комнате было побольше места. Залитая полуденным светом комната давила на глаза. Моя странная болезнь, из-за которой я собственно и прикована к дому, не давала о себе забыть. Иные люди радуются солнцу, я же вся покрываюсь язвами. У меня идиосинкразия, что-то вроде аллергии на ультрафиолет. Я потянула за штору, чтобы прикрыть окно и неловким движением руки обронила бокал на пол. Мелодичный лязг разбитого хрусталя затмил все прочие шумы. Я и не предполагала, что моя небрежность так сильно разозлит бабулю. От ее дружелюбного вида не осталось и следа. Я считала, что она сдержит порыв злобы и не устроит сцен перед посторонними, но она словно с цепи сорвалась и не скупилась на ругательства. Я оторопела. Ком в горле мешал выдавить объяснения.

      – Что ты уставилась, как корова в стойле? Откуда