Полевой госпиталь. Записки военного хирурга. Николай Амосов

выходят к родственникам, радостно улыбаются, что-то говорят и тут же, на скамейках, закусывают. Сегодня только плачут.

      Девушка-санитарка дает мне халат и сообщает:

      – Вас вызывают в военкомат.

      У военкомата, на углу Советской и Энгельса, оживленно. Толпится разный народ, мужчины военные и в гражданском. Часовой. Свежий приказ на двери. Чернеют слова: «Всеобщая мобилизация».

      Майор распорядился:

      – Пойдете во вторую школу на призывной пункт хирургом в комиссию. Сейчас.

      2-я школа новая, четырехэтажная – украшение Череповца. Пока здесь относительно тихо. Врачи уже в сборе. Я знаю их всех: терапевт, глазник, отоларинголог, невропатолог и я – хирург. Начальник пункта, толстый подполковник, предупредил:

      – Товарищи врачи, судите строго и ответственно. Я знаю ваши штучки – направлять на консультацию, обследования. Этого не нужно. Времени нет. За два дня мы должны отмобилизовать наши контингенты.

      Мы рассаживаемся в двух кабинетах. С четырех часов пошли мобилизованные. Регистратура выдавала нам их карточки. Солдат вызывают из коридора по фамилиям, секретарь проверяет, когда проходил медкомиссию. Если давно – посылает к врачам, если недавно – спрашивает:

      – Здоров? Служить можешь?

      – Могу.

      Штамп – и конец. Принят.

      Вот они идут передо мной – защитники Отечества. От 20 до 35. Колхозники из пригородных деревень. Рабочие наших заводов. Мелкие служащие. Плохо одетые, но не запущенные, в чистых рубахах. В большинстве – худые. Хмурые. Слов не говорят. Собрались на тяжкую работу. Нужно.

      Они раздеваются у входа в класс, в загородке из скамеек, и подходят к доктору, прикрывая ладонями стыдные места.

      Голый человек совсем беззащитен.

      Он даже соврать боится, если, конечно, опыта не имеет.

      – Ну, так что болит?

      – Да так, ничего, к погоде плечо грызет, перелом был.

      Ему 35 лет, трое ребят. Руки от работы будто покрыты дубовой корой. Он робко говорит свои жалобы, чуть-чуть надеется, что доктор найдет какой-нибудь огрех в его теле и отпустит домой.

      Я смотрю на его руку, проверяю силу и объем движений в суставах. Потом слушаю его грудь. Слушаю больше для порядка: он здоров.

      – Все у вас хорошо. Нужно служить.

      – Служить так служить…

      Следующим идет молодой парень, с чубом, с улыбкой всеми зубами.

      – Не, не служил. Порок сердца признавали, отсрочивали. Да я здоров, доктор, здоров! На лесопильном работаю. На фронт надо, фашистов бить.

      Послушал сердце и написал: «Годен к строевой службе».

      Попадаются и такие, что симулируют. Наивно, большей частью без особых надежд на успех.

      Часам к семи вечера народ пошел густо. Очередь шумела в коридоре. Выпившие попадались все чаще и чаще. Совсем пьяных отсеивали в регистратуре – складывали в один класс, вповалку, чтобы проспались. Без особых придирок. Тех, кто уже прошел комиссию, собирали в другой класс, а как накопится взвод – строили на дворе и – на вокзал.

      Из открытых окон видно, как вокруг разрастается целый лагерь. На телегах