Право на одиночество. Ника Соболева

Антон рассмеялся. – Откуда же я знаю, зачем, Наташ? Может, ей хотелось скандала или страсти… Хотя я вроде страстный…

      Так, опасная тема.

      – Ну что, картошки? Еще рыба и салат, – сказала я, взяв в руки тарелки.

      – Давай!

      Давно я так не объедалась, как в тот вечер. А от пива у меня ужасно закружилась голова, так что сразу после окончания трапезы мы с Антоном переместились на его диван и продолжили болтать уже там.

      Я рассказывала о кознях Крутовой, о том, что поеду в Болонью, о наших новых проектах в издательстве… Постепенно меня уносило куда-то, будто на большом облаке, я поддалась этому чувству – и уснула.

      Через несколько часов я резко проснулась от неприятного ощущения, что на меня смотрят.

      Это был Антон. Мы по-прежнему находились на его диване, только оба лежали, и он смотрел на меня с напряжением во взгляде.

      – Антош, – прошептала я. – Ты чего?

      Его глаза в темноте казались мне черными ямами. И я уже знала, чувствовала, понимала, о чем он хочет поговорить.

      – Наташ, – сказал Антон, – ты хорошо помнишь тот день, когда я приехал к тебе после смерти твоих родителей?

      Точно. Но зачем, Антон, зачем? Зачем тебе понадобилось вообще вспоминать это – именно сейчас?

      Я не хотела врать.

      – Хорошо, – ответила я, не отводя взгляд.

      – А… что ты помнишь?

      Я вздохнула.

      – Я помню все.

      Молчание. И затем:

      – Все? Ты уверена?

      – Да.

      – А… ты помнишь, как я… как я мыл тебя?

      – Помню.

      Антон вздохнул и придвинулся ближе.

      – А ты помнишь, что случилось потом? Потом, когда я вынес тебя из ванной?

      Как же не хотелось отвечать! Но что бы это решило? Вранье ведь никогда ничего не решает, оно только откладывает неприятные разговоры на какое-то время.

      – Да, я помню.

      Антон протянул руку и прикоснулся к моим губам.

      – И что… что ты думаешь? – слова давались ему с трудом.

      Его рука переместилась к моей щеке. Что я могла сказать? Что я должна была сказать?

      – Антош, я… Я ничего не думаю… Это было очень давно. Давай забудем?

      – Забудем?

      Мгновение – и его лицо оказалось совсем рядом, в миллиметре от моего.

      Антон взял меня за руку и сказал:

      – Я не могу этого забыть.

      Я не успела ответить – его губы накрыли мои, а руки сжали мое тело в порыве какого-то безумия. Я не могла оттолкнуть его – это было бы слишком жестоко, а я не умею быть жестокой.

      Меня никогда не целовали так страстно, так исступленно и отчаянно. Так утопающий хватается за соломинку, так прощаются влюбленные перед долгой разлукой.

      Наконец Антон оторвался от моих губ и прошептал:

      – Прости… Я не могу этого забыть, Наташ. Если ты думаешь, что я уже остыл и не испытываю ничего подобного, то ты ошибаешься. Я по-прежнему, все так же, хочу тебя.

      Он наклонился и начал целовать мою шею и плечи, по-прежнему держа меня в объятиях. Я остановила его, сказав:

      – Антон!