Право на одиночество. Ника Соболева

достоинства, она еще и прибавляет возраста.

      Чуть коснуться тенями век, затем тушью – ресниц… Припудрить щеки… И последний штрих – помада. Только я занесла тюбик над своими губами, как открылась дверь и вошел Громов.

      Он явно удивился, узрев меня на месте за полчаса до начала рабочего дня.

      – Наталья Владимировна, доброе утро, – Максим Петрович улыбнулся. – Никак не ожидал, что здесь уже кто-то есть. Обычно я всегда прихожу первым.

      – Доброе утро. Это в «Ямбе» вы первым приходили, а здесь будете приходить вторым, – улыбнулась ему я, откладывая помаду. Красить губы при постороннем человеке я не умею.

      – Настоящий джентльмен всегда пропускает женщину вперед, – сказал Громов и прошел к себе в кабинет.

      Почему-то от этих слов мне стало очень хорошо. И даже немного смешно.

      Через пару минут на моем телефоне замигала громкая связь.

      – Наталья Владимировна, зайдите ко мне, если вас не затруднит.

      Только заглянув в кабинет к Громову, я поняла, что теперь все – здесь не осталось ни следа Михаила Юрьевича. Стол был передвинут ближе к окну, папки в шкафу переставлены, новый принтер в углу и монитор на столе… Вместо обычной кучи бумаг перед нынешним главным редактором лежала лишь тоненькая папочка. И еще краем глаза я увидела две фотографии в рамочках – кто на них изображен, разглядеть я не могла.

      Максим Петрович сидел за своим столом и приветливо мне улыбался.

      – Садитесь, Наталья Владимировна, – кивнул он на один из двух стульев, стоявших перед его столом.

      Я села. Теперь я могла рассмотреть фотографии. На одной был сам Максим Петрович, только более молодой, он держал на руках девочку лет пяти. Вторая девочка, лет десяти, стояла рядом и держалась за его руку. Все трое радостно смеялись. На другой фотографии были те же девочки, только немного постарше, обе с букетиками – снимок был сделан явно 1 сентября.

      Максим Петрович заметил, что я смотрю на фотографии, и сказал:

      – Это мои дочки. Старшей сейчас шестнадцать, а младшей одиннадцать.

      – Младшая очень на вас похожа. Просто одно лицо.

      – Спасибо, – судя по его гордой и радостной улыбке, наш новый главный редактор очень любил своих дочерей.

      Но вот странность. Целых две фотографии, и ни на одной не было жены Громова. Может, он разведен? Или она умерла?

      Это удивительно, но мне стало даже немного любопытно, женат он или нет, и если женат, то почему не поставил фотографию жены вместе с фотографиями дочерей?

      – Наталья Владимировна, я бы хотел… я хотел спросить насчет той неприятной ситуации в пятницу… Я надеюсь, вы на меня не в обиде? Поверьте, я очень сожалею о своих поспешных выводах.

      Так, о чем это он?

      – Максим Петрович, извините, но я сейчас не очень понимаю, о чем вы говорите. В выходные произошло столько событий… Вы за что извиняетесь?

      И только он открыл рот, чтобы ответить, я вдруг вспомнила. И, хлопнув себя по лбу, сказала:

      – Ах, да! Максим Петрович, вообще забудьте об этой дурацкой ситуации, видите,