Хамам «Балкания». Владислав Баяц

с Аллахом или смерть без него – никакой иной возможности не существует. Выбрать можно только одну из предоставленных. Конечно, они могли бы продолжить вот так, наполовину открыто и наполовину тайно, противиться вере в пророка Мухаммеда, но тогда с каждым днем, напомнил он им, будет возрастать опасность предательства, и предателем стал бы в первую очередь кто-нибудь из их же рядов.

      После долгих разговоров они смирились. Не согласились принять всей душой и сердцем чужую веру, но поняли, что, помимо этой личной тайны, им не остается ничего иного, если только не изберут путь, ведущий к смерти от своей или чужой руки – без разницы.

      Было хорошо, что его слова они не восприняли как поражение, особенно когда он говорил им о вероятной… все-таки… возможной… двойственности в вере. Он сказал им, что никто не в состоянии стереть его память. Даже если он сам захочет это сделать, разве получится? Невозможно решением уничтожить часть жизни, скажем, всю прежнюю жизнь. Да и саму жизнь не могут составлять только избранные дни! Было заметно, что его речи застали их врасплох, но они сошлись на том, что то были слова мудрейшего из них.

      Только тогда Баица понял, что из всей этой группы упрямцев только Мустафа, младший брат Хусрев-паши, был определен для продолжения образования и что ему единственному предназначено было служить в ближайшем окружении властелина. Позже он напомнил ему об этом, сообщив в разговоре с глазу на глаз, что у всех их пути вскоре разойдутся и что один он из всей этой группки бунтарей останется в одиночестве, а прочие же, если захотят, продолжат дружбу. А может, они и не захотят продолжить ее. Он посоветовал ему быть терпеливым и дождаться событий, которые непременно вскоре произойдут и принесут с собой перемены.

      Также он напомнил ему, что они с ним одного рода.

Глава Е

      Когда лорд Байрон в 1814 году опубликовал поэму «Корсар», продажа в первый же день перевалила за десять тысяч экземпляров. Но поскольку он в полном соответствии с аристократическими манерами не пожелал обратить свое творчество в деньги, то книги, понятное дело, продавал не он, а торговцы. Он обладал характером победителя и потому не захотел продавать себя. Таким образом, его произведение обогатило других, а он все глубже влезал в долги, «соответствующие его имени и положению», как сказал бы шармантный толкователь творчества Байрона Зоран Паунович.

      Я бы добавил: это пример победоносного превращения математики в литературу. Следует отметить, что это один из редких примеров трансформации в сторону, противоположную общепринятой.

      Ах да! Едва не забыл (как те самые знаменитые историки), что одновременно, так сказать, с потерей денег в Англии на Балканах сербы и турки теряли головы. Шла подготовка ко Второму сербскому восстанию, более известному на Западе как Вторая сербская революция. Мертвый капитал с западной и мертвые люди с восточной стороны. Одни покупали за деньги свободу чтения, а другие платили смертью за свободу существования.

      Старая добрая Европа в обоих случаях