Камо грядеши. Генрик Сенкевич

всемогущ, или, вернее, был бы довольно жалким богом, если бы ему поклонялись только две женщины, то есть Помпония и Лигия, с их Урсом в придачу. Верующих в него должно быть больше – и они-то оказали помощь Лигии.

      – Их вера предписывает прощать, – сказал Виниций. – Я встретил Помпонию у Актеи, и она сказала мне: «Пусть Бог простит тебе обиду, нанесенную тобою Лигии и нам».

      – По-видимому, их бог – какой-то весьма благосклонный попечитель. Ну, что ж, пусть он простит тебя и в доказательство своего прощения возвратит тебе девушку.

      – Я принес бы ему завтра же в жертву гекатомбу. Я не хочу ни пищи, ни ванн, ни сна. Надену темный дождевой плащ и отправлюсь скитаться по городу. Быть может, переодетым найду ее. Я болен.

      Петроний посмотрел на него с некоторым состраданием. Под глазами Виниция, действительно, темнела синева, зрачки лихорадочно блестели, необритая поутру борода оттенила синеватой полосой выдавшиеся челюсти, волосы были всклокочены – он выглядел в самом деле больным. Ирада и златокудрая Эвника также смотрели на него с состраданием, но он, казалось, не замечал их; и он и Петроний столь же мало обращали внимания на присутствие рабынь, как будто возле них вертятся собаки.

      – У тебя жар, – заметил Петроний.

      – Да.

      – Выслушай же меня… Я не знаю, какое средство прописал бы тебе врач, но я знаю, как поступил бы я на твоем месте: в ожидании, пока отыщется Лигия, я поискал бы в другой возмещения утраты. Я видел в твоем доме прекрасные тела. Не возражай мне… Я знаю, что такое любовь, понимаю, что когда страсть внушена одной, другая не может заменить ее. Но красивая рабыня все-таки может доставить хоть временное развлечение…

      – Не хочу! – ответил Виниций.

      Но Петроний, питавший к нему искреннее расположение и действительно желавший облегчить его страдания, стал придумывать, как бы сделать это.

      – Быть может, твои рабыни не представляют для тебя прелести новизны? – сказал он и, посмотрев несколько раз то на Ираду, то на Эвнику, положил руку на бедро златокудрой гречанки, – но взгляни на эту нимфу. Несколько дней тому назад молодой Фонтей Капитон предлагал мне в обмен за нее трех прелестных мальчиков из Клазомен – прекраснейшего тела не изваял, пожалуй, и Скопас. Я сам не понимаю, почему до сих пор остался равнодушным к ней, не ради же Хризотемиды воздержался я! И вот я дарю тебе ее, возьми ее себе!

      Златокудрая Эвника, услышав эти слова, мгновенно побледнела как полотно; устремив испуганные взоры на Виниция, она, казалось, обмерла, ожидая его ответа.

      Но молодой воин порывисто вскочил со скамьи и, сжав руками виски, заговорил торопливо, как человек, который, терзаемый болезнью, не хочет слышать никаких увещаний:

      – Нет, нет!.. К чему мне она, к чему мне все иные женщины… Благодарю тебя, но я отказываюсь! И иду разыскивать по городу Лигию. Прикажи подать галльский плащ с капюшоном. Я пойду на ту сторону Тибра. О, если бы мне удалось увидать хоть Урса!

      Воскликнув это, он быстро удалился. Петроний, убедившись, что Виниций в самом