Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения. Лукреция Борджиа

иначе это не страсть, а какое-то другое чувство.

      С тех пор как люди, наконец, вспомнили о том, что Господь даровал им тело и это тело умеет чувствовать, они стали доставлять удовольствие своему телу так часто, как только могли. Мы с братьями не исключение.

      Но так поступали и поступают все, кого я знаю и о ком слышала, независимо от происхождения и даже состояния, бедняки предаются разврату ничуть не меньше, чем богачи, разве что менее свободно и изысканно. Я имела возможность убедиться в этом во время своих поездок в Пезаро, и в Ферраре тоже. Об этом не раз говорилось в монастырях, особенно женских, куда приходили жаловаться на судьбу либо отмаливать грехи самые разные женщины.

      Считается, что только те, у кого достаточно золота, позволяют себе разврат, супружеские измены, сожительство независимо от степени родства, вплоть до содомии. Это не так. Конечно, состоятельный синьор, посещающий любовниц и делающий им роскошные подарки, грешит заметней других, но заметней не значит больше.

      Выходящий утром из дома куртизанки богатый римлянин развратен не больше крестьянина, проведшего ночь в конюшне на сене с юной незамужней соседкой.

      А разве не предосудителен обычай в крестьянских семьях молодым людям сначала проводить некоторое количество ночей вместе и лишь потом свататься или не свататься? Разве это не узаконенный обычаем разврат? Отец семейства отправляет дорогому гостю на ночь свою дочь или жену просто из чувства гостеприимства, что никого не смущает. Он ведь делает это bona mente (с добрыми намерениями – лат.), желая угодить.

      Если будет нежелательный результат, на помощь придет донский можжевельник, куст которого есть под каждым окном.

      Слуги ничуть не менее развратны своих господ и пользуются малейшей возможностью доставить удовольствие своему телу, но при этом о своих грехах и грешках рассказывают друг дружке по секрету, а о господских кричат на каждом углу. Не это ли причина всеобщей убежденности, что богатые господа предаются разврату все время, когда не едят и не спят, но и в эти минуты грешат мысленно или во сне. Пока хозяин проводит время с любовницей, его слуга делает то же с ее служанкой, но первое осуждается, а второе считается лишь шалостью от безделья.

      Четверо из моих самых близких служанок были вынуждены удалиться, поскольку рожали детей, но их вина всего лишь culpa levis (небольшая ошибка – лат.).

      Я не обвиняю всех простолюдинов в прелюбодеянии или содомском грехе, лишь пытаюсь понять, почему поступки одних заметней, чем других.

      Молва, как обычно, ошибается, приписывая распутное поведение Чезаре и мне. Сколь бы вольным оно ни было, моему распутству далеко до Джулии Фарнезе, Чезаре до Хуана, и нам всем до Санчи Арагонской. Я не оправдываюсь, раскаиваясь в неподобающем для мадонны поведении, и не пытаюсь доказать, что кто-то рядом был хуже, но, вспоминая прежние годы, не могу понять, почему для своего порицания толпа выбрала нас с братом, когда рядом были объекты куда более достойные.

      Да, Чезаре болен «французской болезнью», но кто из мужчин, посещавших