Три жизни (сборник). М. И. Ларионов

не имеет, а так и живёт, как живётся…»

      За спиной открылось окно каюты.

      – Танюшка, зайди-ко сюды! – голос бабки.

      Сейчас уйдёт! Но Танюшкой оказалась простоволосая – нехотя прошаркала тапочками на босу ногу мимо меня в дверь…

      И остались мы одни. Как специально отозвала! – я взвёлся буйной дрожью, смешно даже, и не унять… Вот – тебе дана идеальная возможность – заговорить, познакомиться. И она – неужели, неужели ждёт? – неподвижно глядит на сумеречно переливающуюся откатную волну, не уходит. «Заговорить, сказать что-нибудь…» – стучало в голове; но я наслаждался нашей уединённостью. «Как смутилась сегодня, увидев, – вспала казанская картинка, – и вот, стоит, не избегает, не сторонится, мы – вдвоём». Да, вникнуть: сейчас девочка только со мной – и только моя. Перед всем миром моя! И ещё не перебито, не обозначено словом, ещё всё в таинстве дикой чистоты. Такой минуты – такой больше не будет, «не будет и для знакомства» – ввернулось напоминание.

      Вода перед глазами быстро убегала, мерно журча, переплёскиваясь со встречными волнами, – похоже, летим на «полном впепрёд», почему-то торопимся, торопимся куда-то…

      Она вновь посмотрела близким замедленным взглядом и так в мою сторону опустила глаза, заведя одну ногу боком на кнехт, отчего чуть капризно по-ребячьи изогнулась вполоборота ко мне – мне даже не по себе стало. Вся непосредственность этой скривлённой позы заинтересованно присмиревшего подростка, такое выражение привлеченности тронуло и ответно завело: «Смотри, смотри… пока дано, пока можно видеть», – повторял я, переполняясь нежностью. Это было упоение, какого ни одна иная близость дать не могла. «Ну что ты тянешь!» – опять подстегнул я себя и стал мучительно искать как заговорить, как – чтобы было естественней. Главное – начать. С чего? С тривиального в таких ситуациях вопроса: далеко ли едете? Или поинтересоваться – домой или в гости? Не воспримет ли она как дурное любопытство? Какое, в сущности, мне дело?

      Ах, щепетильность! Ведь как-то надо же начать! А если разговор пойдёт, то можно будет там, для поддержания, и о мальчугане спросить, – да и легче уж будет.

      Она опять взглянула в мою сторону, но… на этот раз мимо меня. Я оглянулся. Я мог ожидать увидеть кого угодно из пароходских – но Ларису?! Подошла в накинутом на плечи жакетике и встала с другого боку от меня. Это было… ну прямо-таки «специально»! Каким образом она пришла сюда и именно сюда – не на другую сторону парохода, не на палубные проходы 4-го класса? Случайно? Но если б хоть что-то похожее на удивление, если б хоть тень смущения, просто от неожидания даже увидеть здесь меня! Ничего подобного, всё как должное приняла без эмоций. Как-то увидела с верхней палубы, оказавшись над нами? Как бы то ни было, Лариса здесь – и теперь я стоял между ними. Мне представилась суть этого: я стоял меж двух начал – плотским и духовным, – судьба искушает, предоставляя этот извечный выбор. Я не мог сдержать улыбки: классический треугольник, не угодно ли, романистов жёваный хлебец. Весело