Маркус и золотая чаша. Сказочная повесть. Инна Порядина

насторожилась. Мне самому стало так интересно, и останавливаться я уже не хотел.

      – Что может потребовать пират? Наверное, ему нужны деньги! Да, Ирочка, деньги!

      – Нет, – покачала головой сестра. – Ему нужна чашка!

      – Зачем Фёдору Михайловичу чашка? Он про неё вообще не знает.

      – Она волшебная…

      – А мы её с тобой потеряли… – вспомнил я.

      – Нет, я не трогала. Это ты! – Ирка ткнула меня в живот рукой в варежке.

      И когда я открыл рот, чтобы сказать сестре что-нибудь в свою защиту, бабушка схватила нас обоих за плечи и потащила к выходу.

      – Наша, «Удельная», – сказала она, – вперёд! И быстренько-быстренько, а то душно очень.

      Несколько сотен шагов – и вы на улице. Проверить – не растеряли ли варежки, перчатки и шарфы, ещё раз укутаться и идти дальше.

      Свежий, слегка морозный воздух, на асфальте – первый снег, над головой – тяжёлые облака. Наш город прекрасен в любую погоду, всегда любим и так загадочен, если у тебя в сердце – небольшая тайна, которой так хочется, но нельзя поделиться с этим миром. А когда ты приезжаешь сюда, на блошиный рынок, где на каждом прилавке – частичка волшебства в виде старинной монеты или брошки, и ты никогда не знаешь, какое сокровище найдёшь в этом бесконечном царстве старьёвщиков, все становится на свои места: тайна уже вроде и не тайна, потому что её совершенно спокойно можно рассказать да вот хоть той бабулечке в тяжёлом сером платке, или вот старичку в телогрейке, или даже тому взъерошенному дядьке, который выше нашего папы и похож на Фёдора Ивановича…

      – Он! – схватился я за бабушку. – Пират!

      Бабушка вроде как улыбнулась, но сразу же строго-строго посмотрела на нас с Иркой.

      – Так, милые мои, ведём себя тихо и прилично. Я не собираюсь здесь долго задерживаться. Вы извиняетесь, и мы сразу едем домой. Договорились? – Мы послушно кивнули.

      Боцман Фёдор Иванович был угрюм, смотрел исподлобья и шевелил бородой. Ну наверное, не самой бородой, а подбородком. Со стороны казалось, что верхняя и нижняя части его лица живут отдельно: одна неподвижна, другая ходит ходуном.

      – Противно… – услышал я Иркин шепот и согласился.

      «Фу! Может, у него там блохи» – подумал я.

      – Фёдор Иванович, – бабушка протянула пирату руку. – А вот и мы. Привезла я вам своих безобразников. Я не в курсе, что у вас там произошло, но краснеть за них больше не намерена. Извинения принесут, и мы поедем домой.

      Боцман крякнул и бородой шевелить перестал.

      – Вы, – говорит, – Светлана Михайловна, не спешите сердиться. Ничего особого они не натворили, конечно, но пожурить есть за что, это д-а-а-а. Пацанчик-то ваш, значит, не из трусливых, упрямый, так сказать… Я тут на досуге подумал немного… Ничего такого особого, конечно, он не натворил, но на корабль в следующий раз просто так не полезет. Не детское это дело по порту шастать! Нужна экскурсия – давай цивилизованно.