Прежде чем я упаду. Лорен Оливер

звучат голоса, но вода льется так громко, что слов не разобрать. В дверь стучат; только тогда я выпрямляюсь и кричу:

      – Чего?

      – Вылезай из душа. Нет времени.

      Это Линдси – мама впустила ее.

      Я приоткрываю дверь, за которой стоит недовольная Линдси в объемной куртке, застегнутой до подбородка. Но я все равно рада ее видеть. Она кажется такой нормальной, такой привычной.

      – Что случилось прошлой ночью? – сразу спрашиваю я.

      Она хмурится.

      – Да, извини. Я не могла перезвонить. Патрик не давал повесить трубку до трех часов ночи.

      – Перезвонить? – Я мотаю головой. – Нет, я…

      – Он ужасно переживал, что родители не берут его в Акапулько. – Линдси закатывает глаза. – Бедняжка. Ей-богу, Сэм, парни – это как собаки. Им нужно, чтобы их гладили, кормили и пускали в кровать.

      Подруга наклоняется ко мне.

      – Кстати, ты волнуешься?

      – Из-за чего?

      Понятия не имею, о чем речь. Ее фразы пролетают мимо, сливаясь в единый поток. Я держусь за вешалку для полотенец и надеюсь не упасть. Душ слишком горячий, в воздухе висит густой пар. Зеркало запотело, на плитке осел конденсат.

      – Из-за себя, Роба, пары бутылок «Миллер лайт» и фланелевых простыней. – Линдси смеется. – Очень романтично.

      – Мне нужно в душ.

      Я пытаюсь закрыть дверь, но Линдси в последний момент просовывает локоть и врывается в ванную.

      – Ты еще не помылась? – возмущается она. – Нет времени. Обойдешься.

      Выключив душ, подруга хватает меня за руку и тащит в коридор.

      – Придется накраситься, – заключает она, изучив мое лицо. – Видок у тебя – хуже некуда. Ночные кошмары?

      – Вроде того.

      – У меня в Танке есть «МАК».

      Линдси расстегивает куртку, и из молнии выглядывает клочок меха: наши топики для Дня Купидона. Мне хочется сесть на пол и смеяться, смеяться; я из последних сил сопротивляюсь припадку, пока Линдси заталкивает меня в комнату и командует:

      – Одевайся.

      Она достает сотовый. Наверное, собирается написать Элоди, что мы опаздываем. Секунду она осматривает меня, вздыхает и отворачивается. Затем с хихиканьем заявляет:

      – Надеюсь, Роб переживет, если от тебя будет попахивать.

      Тем временем я натягиваю топик, юбку и сапоги.

      Снова.

      Эта смирительная рубашка меня не полнит?

      Когда Элоди садится в машину и наклоняется за кофе, запах ее духов – малинового спрея для тела, который она упорно покупает в «Боди-шопе», хотя это перестало быть круто уже в седьмом классе, – такой реальный, знакомый и едкий, что я ошеломленно закрываю глаза.

      Плохая идея. С закрытыми глазами я вижу, как теплые огни прекрасного дома Кента постепенно исчезают в зеркале заднего вида и лоснящиеся черные деревья обступают нас с обеих сторон, точно скелеты. Пахнет гарью. Раздается крик Линдси, и у меня сжимается желудок, когда машина накреняется, визжа шинами…

      – Вот дерьмо.

      Я распахиваю глаза, когда Линдси сворачивает в сторону, чтобы не наехать на белку.