Но здесь наша родина. Сборник рассказов. Наталья Волохина

хитро-выделанных: заливное из языка, домашние торты немыслимых видов и названий, невероятно вкусные. Из чего? Откуда? Как? А надо уметь делать припасы, из г.. конфетку приготовить надо уметь. Плюс натуральные продукты.

      Хорошо сдобренное спиртным немыслимое количество еды во время длиннющего застолья. Я в этом смысле слабовата была, но восхищалась способностями сотрапезников. Однажды в Молдавии, на большой гулянке у гагаузов, чтобы не скончаться от разрыва внутренностей, вынуждена была бежать. Там я поняла, что мы у себя дома не просто мало едим, а по местным меркам ничего не едим. Здоровенные гагаузские девахи, молодухи и тетки – сватьи моей русской бабушки, спрашивали её, с сочувствием глядя на мои сорок килограммов: «Болеет девочка?». Объяснить ничего невозможно, бабушка отмахивалась: «Нет, в балете танцует». Это было понятно. Подали какое-то жирное мясное блюдо с не менее жирной стряпней. Я решила – с горячим все, плюс – на столе море холодного мяса, овощей, фруктов и прочего. Нееет! Разносолы следовали друг за другом бесконечной чередой и пожирались в немыслимых количествах. Запивалось все из огромных бульонных кружек прекрасным домашним вином.

      Они все пытались меня накормить, то ли вылечить хотели, то ли чувствовали себя неловко, как пьяные рядом с трезвым. Когда смерть подступила близко, я тихонько протиснулась между объемных животов к выходу. Хотя, пить наравне с родственниками я не могла, все же, коварное «легкое» вино сделало свое дело. Не только раздувшийся живот тянул книзу, но и ноги, казались чугунными.

      В селе освещены были только центральные улицы, вымощены не были никакие. Так что, двигалась я медленно, часто на ощупь, среди ссохшихся земляных колеищь. Спас меня нервный, трясущийся звоночек. Пошла на звук. Мой троюродный брат – этот огромный, откормленный гагаузской женой мужик, умудрился, будучи совершенно пьяным, взгромоздиться на велосипед и даже перемещаться на нем. Видимо, героический порыв во имя спасения ближнего мобилизовал его мозг и тело. Тренькал от тряски страдательно звонок на велосипеде. Дальше мы, худо-бедно, дошли пешком, хотя он упорно предлагал подвезти.

      И мы выжили. Мы – другие. Не знаю, лучше или хуже – прошлых, теперешних, будущих. Мы – советские, и, все еще, в чем-то, ими остаемся. Может, это и хорошо.

2015 г.

      Я люблю тебя, жизнь, не надеясь, что это взаимно

      Мою антисоциальную личность общественными институтами мама испытывала несколько раз. Когда была возможность без них обойтись, легко шла на попятную, когда нет – всячески меня поддерживала. Первый стресс у асоциального ребенка случился в четыре года. Что там у них с бабушкой не сошлось во взглядах на воспитание – не знаю, но меня отвели в детский сад. Противнее пахла только настигшая позже школа. Из нескольких дней длинной в вечность (банально звучит, но не меньше), я вынесла гипертрофированный