Меня зовут Люси Бартон. Элизабет Страут

Молодой человек, который вернулся, чтобы изводить его, забрать у него дочь. Мой отец убил двух немецких мальчиков, и когда он лежал при смерти, то сказал брату, что не проходило и дня, чтобы он не думал о них и не чувствовал, что должен отдать взамен собственную жизнь. Не знаю, что еще случилось с отцом на войне, но он участвовал в битве в лесу Хюртген[10], а это место было из худших в той войне.

      Моя семья не приехала на мою свадьбу и не прислала поздравления. Но когда родилась моя первая дочь, я позвонила родителям из Нью-Йорка. Мама сказала, что видела это во сне, так что ей уже известно, что у меня родилась дочь, но она не знает имени. По-видимому, ей понравилось имя Кристина. После этого я звонила родителям в их дни рождения и в праздники, а также когда родилась моя вторая дочь, Бекка. Мы вежливо беседовали, но всегда ощущали при этом неловкость. Я не видела никого из своей семьи до того дня, когда мама возникла в изножье моей койки, в палате, за окном которой сиял Крайслер-билдинг.

      Я спросила маму в темноте, не спит ли она.

      О нет, ответила она совсем тихо. Хотя нас было только двое в больничной палате, за окном которой сиял Крайслер-билдинг, мы говорили шепотом, словно опасаясь кого-то побеспокоить.

      – Как ты думаешь, почему парень, в которого влюбилась Кэти, сказал, что не может продолжать их отношения – как только она покинула мужа? Он испугался?

      Помолчав с минуту, моя мать ответила:

      – Не знаю. Но Кэти рассказала мне, как он признался ей, что он гомик.

      – Гей? – Я села в постели и взглянула на мать, сидевшую у изножья. – Он сказал ей, что он гей?

      – Кажется, так вы это теперь называете. А мы называли это «гомик». Он сказал «гомик». Или так сказала Кэти. Не знаю, кто именно сказал «гомик». Но он один из них.

      – О, мама, ты меня насмешила! – Я услышала, что она тоже засмеялась, хотя и сказала:

      – Уизл, не вижу тут ничего смешного.

      – Меня насмешила ты. – От смеха у меня слезы потекли из глаз. – И эта история тоже. Эта ужасная история!

      Все еще смеясь (ее смех был сдержанным, но таким же настойчивым, каким порой делался голос), она сказала:

      – Не знаю, что тут смешного: бросить мужа ради гомика или гея, а потом вдруг все выяснить. А ведь она-то думала, что у нее настоящий мужчина!

      – Ты меня уморишь, мама. – Я бессильно опустилась на подушки.

      Мама задумчиво произнесла:

      – Иногда я думаю: а может быть, он не был геем. Просто Кэти его напугала, бросив все ради него. Так что, возможно, он все это сочинил насчет себя.

      Я обдумала эту мысль.

      – Уж не знаю, станет ли мужчина сочинять про себя такое.

      – О, – сказала мама. – О, я полагаю, что это правда. Честно говоря, я ничего не знаю про парня Кэти. Не знаю, где он и что с ним.

      – Но они это делали?

      – Не знаю, – ответила мама. Откуда мне знать? Делали что? Был ли у них секс? Откуда же мне знать?

      – Наверное, у них был секс, – сказала я. Забавно было это произнести, к тому же я в это верила. – Трех

10

Серия ожесточенных боев между американскими и фашистскими войсками с сентября по декабрь 1944 года.