Дрейф. Вдохновляющая история изобретателя, потерпевшего кораблекрушение в открытом океане. Стивен Каллахэн

зловоние, удары волн, стонущий ветер и мои планы утром снова подняться на борт «Соло» перекатываются в моей голове. Скоро всему этому придет конец.

      Похоже, я затерялся где-то на полпути между западным Ошкошем и городом Нигде. Не думаю, что в Атлантике есть более пустынные воды. Я нахожусь примерно в 450 милях к северу от островов Зеленого Мыса, но они расположены против ветра. Я могу дрейфовать только в направлении ветра. Если плыть по ветру, то 450 миль отделяют меня от ближайших судоходных путей. Ближайшим из возможных берегов являются Карибские острова, в восемнадцати сотнях морских миль от меня. Не стоит об этом думать. Лучше продумать план на день. Если плот выдержит, надежда есть, но выдержит ли он? Море атакует без предупреждения. Водяной гребень часто возникает прямо перед тем, как ударить. Столкновение сопровождается ревом, волна бьет по плоту, раскалывается об него.

      Вдалеке, со стороны центра шторма, слышу гул. Он постепенно нарастает, становится громче и громче, пока не заполняет все вокруг. Кулак Нептуна бьет, и с этим ударом плот лишается устойчивости. Он стонет и визжит, потом наступает тишина, словно мы перенеслись в загробное царство, где нас наконец перестанут мучить.

      Рывком открываю смотровое отверстие и высовываю голову. Стаксель «Соло» все еще хлопает, штурвал щелкает, а я уплываю прочь. Электрику яхты замкнуло, и маяк на верхушке мачты мигает, словно прощаясь со мной. Смотрю долго, очень долго… вспышки света становятся все реже, понимаю, что вижу яхту в последний раз. Я чувствую, что теряю друга, ребенка, часть себя. Еще несколько редких вспышек – и все. Яхта исчезает в пучине.

      Вытягиваю веревку, которая соединяла меня с яхтой, надеждой на еду, воду и одежду. Веревка цела. Возможно, петля, которую я затянул на гика-шкоте, распустилась во время последнего удара. Или узел? Может быть, дело действительно в узле, вибрация и колебания могли ослабить его. А может, я сам неправильно завязал. Но ведь я завязал, должно быть, тысячу узлов, это для меня так же привычно, как запирать дверь на ключ, и все же… да какое это теперь имеет значение? Жалеть не о чем, возможно, именно это спасло меня. Быть может, мой крошечный резиновый дом в последнюю секунду избежал страшной участи – быть разорванным на куски? Или напротив, меня погубит то, что он пустился по течению…

      Покачивания плота неведомым образом успокаивают, и я разговариваю с собой в стиле Хемфри Богарта, что-то вроде «что-ж-ты-теперь-сам-по-себе-ты-один-парень»… К облегчению примешиваются страх, боль, чувство вины, опасение, надежда и отчаяние. Мои чувства собраны в огромный шар безраздельного смятения, всепоглощающего, как черная дыра. Тело ломит от холода, и теперь оживает боль от ран, которые я не ощущал прежде. Чувствую себя таким беззащитным. Я остался без «поддерживающей системы». И ни места, где можно спастись от беды, ни второго шанса. Психически и физически ощущаю себя так, словно с моих нервов сорваны все покровы и они теперь абсолютно обнажены.

      Колдовские проклятья – голод и жажда

      Мы с плотом всю ночь