День независимости. Ричард Форд

сочиненной мною для «Покупателя и продавца» редакционной статье я отмечаю, что, хоть люди и не запляшут от счастья, кто бы на нынешних выборах ни победил, 54 % из них все-таки рассчитывают получать через год доходы несколько посолиднее. (Я не стал упоминать о другом статистическом показателе, который почерпнул из «Нью-Йорк таймс», – лишь 24 % из них считают, что к тому времени возрастут доходы населения нашей страны. Поди-ка пойми, почему эти цифры не совпадают.)

      Вдруг выясняется, что уже половина восьмого. Мой телефон оживает. Звонит сын.

      – Привет, – вяло произносит он.

      – Привет, сынок, – говорю я, образцово жизнерадостный отец-в-изгнании. Где-то играет музыка, на миг мне кажется, что за окном – у ремонтников, может быть, или у Скипа, – но затем я узнаю тяжкое тунга-тунга-тунга-тунга электрогитары и понимаю, что Пол в наушниках, слушает Mammoth Deth или еще какую-то группу из тех, что ему нравятся, одновременно слушая и меня. – Как у вас там делишки, сынок? Все о’кей?

      – Ага (тунга-тунга). Все о’кей.

      – Мы как, в полной боевой готовности? Кантон, Огайо, завтра, «Зал славы женщин-ковбоев» в воскресенье?

      Мы с ним составили список всех, какие есть, «залов славы», включая «Антрацитовый» в Скрантоне, «Клоунский» в Делаване, штат Висконсин, «Хлопковый» в Гринвуде, Миссисипи, и «Женщин-ковбоев» в Витоне, Техас. И дали обет посетить их все за два дня, хотя, конечно, не сможем, придется довольствоваться баскетбольным в Спрингфилде (неподалеку от дома Пола) и куперстаунским – этот, по моим расчетам, может стать прототипическим местом воссоединения отца и сына, поскольку олицетворяет духовно нейтрального наблюдателя – роль, которую спорт благодаря контексту, создаваемому им в идеализированной жизни мужчины, наполнил особым смыслом. (Я никогда там не был, однако брошюры уверяют, что я прав.)

      – Ага. В полной. – Тунга-тунга-тунга-тунга. Пол прибавил громкость.

      – Тебе по-прежнему не терпится отправиться в путь?

      Два дня – все равно что нет ничего, мы оба сознаем это, но делаем вид, будто не сознаем.

      – Ага, – безучастно отвечает Пол.

      – Ты все еще в постели, сынок?

      – Да. В ней. Все еще.

      По-моему, ничего хорошего это не обещает, хотя, конечно, времени только половина восьмого.

      В сущности, разговаривать нам, да еще и каждое утро, не о чем. В нормальной жизни мы миновали бы один другого, направляясь туда и сюда, переходя с места на место, обмениваясь шуточками, случайными битами искаженной или нелепой информации, ощущая единение или разлад, в обоих случаях безвредные. Но в условиях жизни не нормальной нам приходится прилагать дополнительные усилия, даже если они – пустая трата времени.

      – Видел сегодня какие-нибудь интересные сны?

      Я наклоняюсь в кресле вперед, вперяюсь взглядом в прохладную листву растущей за окном шелковицы. Это позволяет мне полностью сосредоточиться. Полу снятся временами совершенно дурацкие сны, возможно, впрочем, он их придумывает,